Прометей прикованный конфликт. "Прометей прикованный". Всесильный рок и вечная борьба героя. Художественный стиль «Прометея прикованного»

Пьеса выдающегося древнегреческого драматурга Эсхила «Прометей прикованный» - одна из самых известных античных трагедий, которая заняла достойное место среди шедевров мировой литературы и оказала влияние на поэзию и драматургию последующих эпох. Образ главного героя стал нарицательным, к нему обращались и им вдохновлялись такие великие деятели мировой культуры, как Гёте, Шиллер, Байрон, Максим Горький, Карл Маркс и многие другие. И сегодня, спустя тысячи лет после создания, «Прометей прикованный» не теряет актуальности.

История создания пьесы Эсхила окутана тайнами. Трагедия была написана предположительно в 444-443 гг. до н.э., но о первой постановке ничего не известно.

«Прометей прикованный» - единственная дошедшая до нас в полном виде часть тетралогии великого древнегреческого драматурга, куда входили также «Прометей-огненосец», «Освобожденный Прометей» и произведение, название которого не сохранилось. Хронологически «Прикованному Прометею», вероятно, предшествует трагедия «Прометей-огненосец», в которой, как считают исследователи, изображалось похищение Прометеем божественного огня, а «Освобожденный Прометей» затрагивает события, произошедшие после изгнания Прометея в Тартар.

Суть

Произведение Эсхила основано на распространённом античном мифе о восставшем титане, который захотел помочь людям. Как известно, Прометей, пойдя против воли Зевса, обучил человека добывать и использовать огонь. Также его ученики смогли приручить животных, освоить моря, отыскать подземные дары и сокровища. Кроме того, он надоумил их начать писать и считать. Так он поколебал власть богов и очень рассердил громовержца, который хотел видеть своих подданных в первобытном состоянии и вечном страхе перед владыкой. Невежество и рабская зависимость были основой власти царя Олимпа.

Верховный бог решил наказать дерзкого титана, приковав его к скале. Прометей был прикован в Скифии. Для Эсхила, как и для других великих древнегреческих трагиков, то, о чем он поведал, служит лишь условным средством, с помощью которого он раскрывает глубокие философские темы и проблемы.

Жанр

Произведение Эсхила написано в типичном для античной драматургии «серьёзном» жанре трагедии. Однако в «Прометее прикованном», в отличие от других книг Эсхила (например, трилогии «Орестея»), имеют гораздо меньшее значение реплики Хора, которые в пьесах античных авторов играют ключевую роль в донесении авторского замысла. Это лишает трагедию возвышенной ораторской силы и помогает читателю сосредоточиться на образе главного героя.

Главные герои и их характеристика

1. Главный герой трагедии, Прометей, чье имя вынесено в название, занимает в книге центральное место. Его главные черты - это стремление к независимости, верность собственным принципам и героическая смелость. Он знает, что за помощь, оказанную людям, его ждут жестокие наказания от богов, но, тем не менее, все равно делает добро для человечества. «Добровольно, добровольно я совершил это», - говорит он. Независимость героя показывает сцена его диалога с океанидами, когда Прометей, несмотря на уговоры смириться и покориться Зевсу, отказывается изменить своим идеалам. Глубоко характер героя раскрывает также его реплика из диалога с Гермесом: «Я никогда не променяю своего несчастья на твое рабское прислужничество». Прометей остается верным своему слову до самой смерти: когда тиран низвергает его под землю, тот умирает непокоренным, «несломленным».
2. Зевс - герой-антагонист Прометея, жестокий деспот и рутинёр. Его главные слуги носят «говорящие» имена — Власть и Насилие, и являются «отражением» личности их повелителя. «Всегда ты безжалостна и полна гнева», - так характеризуется в пьесе Власть. Образ Зевса раскрывается также с помощью других действующих лиц.
3. Второстепенные персонажи – боги, служащие верховному правителю, с помощью которых Эсхил показывает, насколько пагубно и страшно влияние тирании. Гефест предстает перед читателем добрым, но малодушным и сломившимся под властью деспота богом, Океан – подлым ренегатом, заботящимся только о собственном благополучии, а Гермес – низким рабом, беспрекословно, как собака, исполняющим любую волю своего хозяина.

Проблематика

Центральный конфликт в пьесе Эсхила - это столкновение между двумя поколениями богов: титанами, к которым принадлежит Прометей, и обитателями Олимпа во главе с Зевсом. Когда-то титаны пали жертвой своего же отца, Кроноса, который поглотил их из страха перед возможным заговором. Их мать горько жалела об утрате, поэтому сохранила жизнь своему очередному отпрыску – Зевсу, он и освободил всех остальных из чрева родителя. Тогда между титанами и богами завязалась война, в которой победила команда громовержца. Немногие титаны остались в живых, и те с условием, что принимают власть победившего родственника. Таким образом, конфликт этих древних и своенравных существ очень древний и восходит еще к временам, когда этот мир только создавался. Именно поэтому гнев небожителя можно оправдать, ведь он по старинной семейной традиции боялся бунта людей и своего свержения. Противостояние героев можно рассмотреть на социально-политическом и на философском уровнях.

На социально-политическом уровне конфликт между героями тесно связан с общественными устремлениями времен жизни Эсхила, показавшего победу прогресса (Прометей) в развитии общества, в государственном устройстве, над архаикой и деспотизмом (Зевс).

На философском уровне противостояние между героями можно определить как общечеловеческий конфликт между «старым» и «новым». Прометей олицетворяет борьбу за стремление вперед, а Зевс - рутинёрство, застой, который противостоит прогрессу.

В чем смысл трагедии?

Литература Древней Греции актуальна даже сегодня, например, главная идея трагедии Эсхила - в том, что необходимо бороться с жестокой и несправедливой властью, которая лишь подавляет подданных, а стимулирует страну к развитию. Даже тогда мысль о свободе, равенстве и братстве не давала покоя творческой интеллигенции. Очевидно, что Прометей — это образ революционера своего времени, бунтаря, способного низвергнуть тиранию, пусть и ценой собственной жизни. Его жертва не пропала даром, он внес свою лепту в развитие человечества, то есть вдохновил угнетенных на борьбу с угнетателем.

По мнению автора, иногда для того, чтобы достичь этой высокой цели, нужно пройти через мучительные страдания, но в итоге прогресс всегда побеждает. Главная мысль Эсхила заключается в том, что Зевс, внешне «победивший» Прометея и свергнувший его в Тартар, в идейном плане проигрывает непокоренному, верному своим идеалам титану.

Интересно? Сохрани у себя на стенке!

» Античная драма

© Дмитрий Лобачев

Анализ одной античной драмы.
Эсхил, «Прометей Прикованный»

Античная (в особенности греческая) драма само по себе уникальное явление - более пяти веков она господствовала на театральных подмостках. Эта драма была языком своего времени: от Эсхила до Сенеки она была основой для литературы, философии, для передачи мифологических сюжетов и особенного мировоззрения античных людей.

Античная драма - пристанище умов, души и мыслей целой исторической эпохи, когда человечество все еще было молодо. Это больше, чем памятник эпохи - это сердце целого мира, значение которого для нас порядком позабыто, но никак не исчерпано, уже не говоря о том, что именно античность заложила основы того мира, который мы знаем сегодня. И, несмотря на то, что я и против всяческого обожествления и преувеличения античности в истории Европы, стоит признать, что эта основа реальна, а ее влияние - значимо, хотя бы как определяющий фактор развития культуры, благодаря которой мы стали теми, кем мы есть сегодня.

Но античная драма заинтересовала меня не только потому, что это исторический памятник и «душа времени», а еще и потому, что корни этого феномена выходят за пределы хрестоматийно-греческой литературы и культуры. Основы пьес Эсхила, Еврипида, Софокла стоит искать в гораздо более ранних, архаических временах. Именно из этой архаики, до-классической эпохи берут начало сложные мифологические, культурные и психологические основы древней Греции.

Изначально драма была лишь действо - поклонением богу Дионисию. К каждому из богов, греки находи собственную форму поклонения и обращения. Дионисий был богом виноградарства и символом животворящей природы, поэтому и поклонение ему часто становилось скорее похожим на пьянку, чем на богослужение. Однако все равно со временем поклонение приобретало свои черты, например обязательный хор, или актеров, в сопровождении костюмированных сатиров, которые должны были сопровождать Дионисия.

Даже сама по себе эта традиция уже весьма красноречива - она свидетельствует о тех взаимоотношениях, которые установились между греками и их богами. Подчеркну слово взаимоотношения , т.к. в отличие от позднеримской и христианской традиции, это были отношения людей к богам, и богов к людям , когда божества напрямую принимали участие в жизни людей, не будучи абстрактно-возвышенной величиной.

В этом особенном «стиле» древнегреческой религии, кроится и корень особенностей поклонения - желание уподобится богу, стать равным ему. Например, Олимпийские игры, которые проводились как религиозные празднества, где стремление к совершенству было способом уподобления богам, или те же гуляния в честь Дионисия, где человек пытался стать таким же беззаботно-хмельным, как и сам бог виноградников. Собственно, человек всегда желает стать богом, хотя бы через одну-две «божественные» черты: всесильность, непогрешимость, бессмертие и т.д. И если христианство возвело божественное на недоступный пьедестал, где человек может надеяться на приближенность к богу только после смерти, а потому часто испытывает чувство собственной ничтожности, греки, как и другие язычники, поступили более щадяще: их боги приближены к людям, они более «доступны» для людей, с такими же слабостями и особенностями. Древний грек, стремившийся к совершенству, не испытывал настолько сильного разочарования. Уникальный пантеон «скомпрометированных» богов, которых по моральным качествам самый простой человек наверняка превосходил.

Еще один очень важный момент любого обращения к высшей силе: будь-то культ, молитва, церемония или исповедь. Человек, обращаясь к богу, в первую очередь, обращается сам к себе . В этом случае бог, или любая высшая сила - всего лишь посредник между мыслями одного и того же человека. Человеку сложно признаться в чем-то самому себе; часто именно поэтому люди идут в церковь или к психотерапевту. Но перед лицом бога человек способен открыться, ведь он признается в чем-то не сам себе, а Ему, богу, кому-то другому, кто слышит его. Поэтому любое обращение к высшей силе - это обращение, прежде всего, к себе.

Греки естественно, не первыми преподали нам этот психологический закон, столь же очевидный, сколько и отрицаемый, ведь он обнажает человека в момент его наибольшей уязвимости - при обращении к богу.

Но в чем парадокс - что веря во всемогущество богов, человек усомнился в собственном величии - забывал, что он сам и создатель своего бога. Был бы бог без веры в него? Прощает ли бог, пока человек сам добровольно не вынесет тяжесть осознания проступка и греха? В этом процессе все в первую очередь зависит от человека. Ищущий - да найдет, жаждущий - да взыщет.

Человек и есть первооснова всего религиозно - мистического, но чтобы осознать это, понять и принять породу божественного исходящую из самой личности верующего многим требуется целая жизнь, или как например, Паскалю, встреча со смертью. В своем «Мемориале» он пишет замечательные строки: «(Мой) Бог Авраама, Бог Иакова, Бог Исаака - но не бог философов и ученых». Паскаль говорит о боге, как о субъективно-личностном, таком, что понимается не на уровне возвышающихся глыб философии, теологии или наук. Запихнуть бога в книжную полку, определить свое место в сложной иерархии - разве это не главное покушение на саму божественную суть - прямо приведшее нас к Ницшеанскому «Бог - мертв». Этим и убила бога смертные.

Однако оставим на время богов, вернемся к античной драме.

Трагедия древнегреческого драматурга Эсхила, представленная в 444-443 годах до н. э. За похищение огня Гефест приковывает Прометея по велению Зевса к скале под надзором Власти и Силы. Узника посещают Океаниды, их отец Океан, царевна Ио (возлюбленная Зевса), в своих скитаниях по свету случайно попавшая к скале. Прометей рассказывает им, что он сделал для людей, выкрав огонь у богов, проклинает Зевса и пророчествует.

Действующие лица :

Власть и Сила - слуги Зевса.

Гефест - бог огня, покровитель кузнечного ремесла и самый искусный кузнец Олимпа.

Прометей - в древнегреческой мифологии один из титанов, защитник людей от произвола богов, царь скифов.

Океан - в древнегреческой мифологии божество, стихия величайшей мировой реки, омывающей землю и море, дающей начало всем рекам, источникам, морским течениям; приюта солнца, луны и звёзд.

Ио - дочь аргивского царя, жрица аргивской Геры, ее соблазнил Зевс, а затем, чтобы скрыть от жены.

Гермес - бог торговли, прибыли, разумности, ловкости и красноречия, и бог атлетов. Покровитель глашатаев, послов, пастухов, путников.

Океаниды - нимфы, три тысячи дочерей титана Океана и Тефиды.

[Текст цитируется по: «Античная драма» под ред. Т.Блантера - М., 1969, перевод С.Апта ]

С первых строк нас встречает почти траурная процессия - Власть и Сила (слуги Зевса) проводят к одинокой скале Прометея, чтобы олимпийский бог-кузнец Гефест, приковал его к скале, выполняя приказ Зевса.

С самого начала Гефест испытывает очень большие сомнения по поводу исполнения приговора Зевса. Несмотря на преступление - Прометей похитил огонь и отдал его людям - он чтит героя: «А я - ужель я бога, мне подобного, к суровым этим скалам приковать решусь?» . Уважение к Прометею, появляется у Гефеста отнюдь не потому, что он украл, а потому что остался верен своим убеждениям - «вот человеколюбия твоего плоды» , - говорит Гефест. Но в равной степени упрям и непреклонен Зевс - «висеть ты будешь вечно».

Прометей уподобился богам величиной своего поступка и величиной поистине «божественного» своего наказания - «висеть он должен вечно» и «не будет часа, чтобы мукой новою ты не томился».

Позволю себе сразу же провести параллель, с которой читатель наверняка уже опередил меня - а именно, мучения Христа, именно они «сделали» из него «Сына Божьего», позволив воскреснуть на третий день. Христос стал Сыном Божьим, Спасителем, только перешагнув через мучения и Смерть: сейчас же, готовится тоже делать и Прометей, буквально «обретая» божественность через лишения.

К этому же стоит добавить философское замечание, что человек проверяется «на прочность» не величиной совершенного или действия, а готовностью понести за него расплату, какой бы страшной и роковой она не была. Например, вынести раненого без угрозы для собственной жизни - это одно, но совершить то же самое, но уже под обстрелом - это другое, уже подвиг и готовность расстаться с жизнью, т.е. к такой, даже самой несправедливой «расплате» - определяет силу личности.

Этот момент выводит нас к пределам очень важного вопроса, вопроса об ответственности и выборе - т.е. нашей свободе. Прометей решает вопрос свободы и выбора однозначно - идя до конца, пускай и обрекая себя на муки, фактическую Смерть.

Он свободен, потому что в своем выборе предпочел донести огонь и не остановился перед лицом карающего Зевса. И именно сейчас, являясь прикованным к скале - как это не парадоксально он более свободен, чем тот же Гефест, который подчиняется Зевсу, но не следует собственной свободе. Для Прометея - Смерть - фактически осознанная расплата - для Гефеста Прометеева мука - приказ. В своей муке Прометей психологически свободен, в конечном счете, более чем сам Гефест, хотя именно он приковывает его к скале.

Перед тем, как приковать Прометея, Гефест воскликнул: «Как мне ненавистно ремесло мое!». Власть же, отвечает вполне логично: «Оно (ремесло - Д.Л.) - причем? Ведь разум говорит тебе, то не твое искусство эту боль родит». Гефест, направляемый Силой и Властью (буквально) Зевса - лишь инструмент, исполнитель чужой воли. Но при этом он не может оставаться безучастным, сострадает, сочувствует Прометею. И сейчас же возникает новый вопрос, как говорится, между строк: виновен ли исполнитель? Виновен ли тот, кто исполняет преступный приказ? Очевидно, что да, ведь Гефест чувствует вину, виновен не только Зевс, отдающий Прометея на муки, но и исполнитель, по - сути, палач. Можно ли нам судить исполнителя, выполняющего свой долг, виновен ли инструмент, играющий лишь свою роль?.. Но и у Гефеста выбор был, как и у Прометея.

Эту картину дополняет Власть, которая говорит: «Не брани меня за мой суровый, твердый и жестокий нрав». Иначе говоря: для Зевса и его власти (тут она просто персонифицирована) - свойственно быть от природы жесткой и требовательной. Закон суров, но он закон - говорили римляне. У Власти нет выбора, она безлика, она априори не может быть другой, в то время, как у Гефеста перед ее = Зевсовым лицом выбор был. И собственно, Гефест делает его, но не в пользу своего аутентичного желания. Однако, трагедия еще и в том, что Гефесту предстоит жить с этим, что в реальности приводило бы к неврозам и навязчивым состояниям.

На протяжении всего пролога, пока Власть, Сила и Гефест рядом - Прометей молчит. Но стоит им скрыться из виду, как он тут же «оживает» и, сперва, начинает бранить небо и все живое - «Глядите, что боги богу сделали!». Но очень скоро Прометей проявляет чудеса самообладания, и говорит очень «экзистенциальные» вещи: «Напрасен ропот! Все, что предстоит снести, мне хорошо известно. Неожиданной не будет боли». Он знал мучения, на которые шел сознательно. А если это - осознанный выбор, то и «не будет боли. С величайшей легкостью принять я должен жребий свой».

С точки зрения психологии - эта фраза эталон принятия на себя ответственности. Ели Гефест, обратившись к психотерапевту, говорил бы о муках совести, о том, что я его «Я» протестовало против его выбора, то Прометей на сеансе групповой терапии служил бы опорой для всех пациентов, показывая, что выбор, сделанный осознано и осмысленно - даже перед лицом Мук и Смерти - означает настоящую и подлинную жизнь.

В длинном монологе открывается еще одно качество Прометея: его выбор не просто «Его», его выбор - осмысленный. Его нынешние мучения, таким образом, тоже имеют смысл - и это его величайшая опора - мучения не бессмысленны! Искра, которую он тайком унес, стала «всех искусство учителем» и «началом благ». Но, несмотря на экзистенциальную подлинность своей жизни, Прометею не чужды все другие чувства, и наружу прорывается страх, переживания, обиды. И в этом заключен особый героизм, когда Прометей предпочитает мучения и пытки (хотя и боится, как и любой другой), и осознанно шел на нее, совершая Выбор, придающий его жизни Целью и Смысл, который, в конечном счете, стоит больше чем страх Смерти.

Прометей испытывает смешанные чувства: то он злорадствует, мечтая о том, что Зевс заплатит за это унижение, он не теряет свой нрав: «Ты дерзок, не сдаешься ты… не лучше ль придержать язык?» - говорят ему океаниды. Что же это? Смелость обреченного? Храбрость перед лицом возможной Смерти? Защитная реакция, обеспечивающая психикой в критической ситуации или тайная надежда на лучший исход? - «Смягчиться, уступит, заставит нужда. Уймет он тогда безумный свой гнев».

Но у злости Прометея есть еще одна причина. Наказание - и он это знает, хоть и несправедливо, однако сопутствует преступлению, с точки зрения Зевса. Т.е. Зевс справедлив относительно своей логики. Но что действительно справедливо, относительно логики обоих - и Зевса, и Прометея - так это предательство первого. Ведь, по словам Прометея, Зевс: «Обязан мне великий властелин богов!» - он сражался за Зевса против Кроноса, благодаря ему, прикованному к скале герою, Зевс и пришел к власти. И после всего этого, мученик вопрошает про свои деяния и наказание.

Обратимся, хотя бы частично, к позиции Зевса. Несмотря на то, что Зевс напрямую не появляется в драме, он присутствует незримо, в роли некой априрной силы, рока, судьбы. Зевс действительно «пренебрег несчастным людским племенем», и хотел «новый род растить ». Естественно, моральным поступком его не назовешь, но у него верховного божества - своя мораль - и ее границы значительно шире; и поэтому Прометей, тревожащийся за людей, выглядит в его глазах если не глупо, то явно не понятно. Зевс, ниспровергая в Тартар своего отца Кроноса, фактически - отцеубийства - переступил «запретную черту».

[Борьба Зевса и Кроноса - когда сын мстит отцу, желавшего в прямом смысле съесть его - показательна. Мотив борьбы сына против «несправедливого» отца - типичен и первый пример - восстание Люцифера; чьи мотивы мести были сходны, хотя причины разные. В любом случае это довольно важный момент, что месть, какой бы благородной и оправданной она не была, не является гарантией справедливости. Как сказал Уинстон Черчилль: «Убивая убийцу, количество убийств не изменится». Это тот же самый мотив, что сама по себе месть не способна удовлетворить. Только умение прощать, а не мстить, может принести душевное удовлетворение и покой. Как часто мстители становились еще хуже свергаемых и наказываемых им диктаторов. Но умение прощать не отменяет, конечно же, необходимости в справедливости. Но слова «месть» и «справедливость» разные слова.]

Чем является наказание для Прометея? Ранее мы говорили, что эта мука тождественна смерти (символической смерти): но главное, состоит в том, что у Смерти существует множество обличий. Мы говорим о Смерти, предполагая именно физический конец, что верно лишь наполовину. Ведь «смерть» - понятие искусственное «привнесенное» в культуру для обозначения и объяснения феномена Небытия - состояния противоположного Бытию. Во-вторых, даже на простом, обывательском уровне, объяснить, что такое смерть - очень сложно. Смерть это вечная неизвестность, и этой неизвестности мы страшимся больше всего.

Но проблема состоит в том, что смерть бывает разной: и для многих она имеет противоположные свойства и значения. Так, кто-то предпочтет физическую кончину духовной (душевной) смерти (напр., предательству или кого-то, или чего-то). Мы можем говорить о смерти в трех измерениях - душевной (духовной), личностной или физической (телесной). Прометей свободен делать выбор - между смертью духовной и личностной (что означало бы позволить Зевсу убить людей) и физической смертью - страданиями и пытками.

Гефест же, например, как я и говорил выше - делает собственный выбор - между телесными наказаниями и муками совести, он выбирает последнее. Но смерть духовная, личностная имеет одно отличие от физической смерти - она фактически бесконечна. «Убитый» духовно человек, способен всю жизнь испытывать глубочайшие муки совести и пытки души. Гефест, который предпочел выполнение приказа Зевса, знает о своей вине и ответственности за содеянное им зло; ему предстоит вновь и вновь «умирать» душевно, съедая себя изнутри.

Физическая смерть - богу Прометею не грозит. Но его печалит даже не смерть, а бессилие, беспомощность: «Мне пытка чахнуть на утесе каменном». Бездействие, когда Прометей лишь пассивно наблюдает за миром вокруг - истинная пытка. Дело бога - творить, свершать деяния - и эту возможность у Прометея отняли. Но к чему призывает нас этот страдалец?

Призывает ли он к мести? Готов ли он исполнить ее? Нет! Он знает, верит в то, что Зевс будет покаран, но он не жаждет мстить сам. Прометей призывает нас быть сострадательными: «Беду чужую видя, ведь без устали, кочует злополучье от одних к другим». Вспомним - «по ком звонит колокол? Он звонит по тебе». Прометей напоминает об ответственности индивида, личности - в данном случае - океанид - об ответственности за общую благость или несправедливость. Быть сострадательным - значит разделить собственную ответственность за горе, за боль, за катастрофы. Почти Сартровская мысль… Ведь все мы, в какой-то мере ответственны за «зло» в этом мире, как и все мы несем ответственность за «добро». И сострадание это шаг к такой ответственности, это разделение общего горя, принятия на себя креста муки другого. И пуская ответственность не может стать решающей в искоренении всех несправедливостей, но зло, как и добро, которому сочувствует человек от того становится делом личным, делом каждого. А уж в себе самом мы можем бороться со злом; у нас самих мы можем пестовать добро.

Океану, который выходит к Прометею, тяжело смотреть на его мучения. Но понимая, что злословить на несчастье - удел слабых, Океан говорит: «Не упорствуй в гневе, бедный мученик». Клеветать на свою беду, может каждый, но при этом не каждый может принять ответственность за нее и найти в ней смысл. Океан напоминает «не упорствуй в гневе» , ведь гнев Прометея - бессмысленный. Он лишь способен отяготить сознание.

Океан хочет помочь Прометею, но последний, вопреки всему, не хочет новых жертв: «Я на других не стану навлекать беду» и «Пустое рвенье, простодушье глупое». Но морской бог упрям, он хочет понять, почему Прометей отказывается от возможной помощи. Возможно, причина опасения прикованного мученика не только в словах об опасности для Океана? Может он сам будто жаждет наказания, потому что в глубине души надеяться обрести искомый смысл бытия. Страдание, как путь к сознанию, страдание как дар, не как трагическая поза, как часть человека и его мироощущения.

«Позорной мукой сломлен, растерялся ты, и духом пал, как скверный враг, пред собственной болезнью» - говорится ему. Предводительница Хора приободряет его мыслями о тех благах, которые он дал людям, как будто напоминая, во имя чего страдает прикованный к скале Прометей. Он же обреченно отвечает, что «умение любое - перед судьбой ничто». Судьба видеться ему страдальческой стезей, полной роковых поворотов, неопределенности, бессмысленности и горя. Размышление почти по-Шопенгауэру, который видел счастливую судьбу - в том, что она менее несчастна, чем другие. Но именно через преодоление этих бедствий вероятно, возможно подтверждение своего истинно-божественного начала. И вероятно, Зевсу придется пройти через нечто подобное, как говорит Прометей - «Зевс от предрешенной не уйдет судьбы».

Затем к Прометею приходит одна из возлюбленных Зевса - Ио, превращенная Герой в корову. «Кто к этому утесу приковал тебя?» - спрашивает она. В ответ она слышит лаконичное: «Рука Гефеста, а решенье Зевсово». Ио знает, что Прометей может поведать ей о будущем, однако он всячески уходит от ответа: «Сказать не жаль мне, только огорчить боюсь». Ио ожидают странствия и мучения, она сожалеет, что не покончила жизнь самоубийством. Но Прометей замечает, что она все равно свободнее его, ведь смерть и та судьбой мне не дарована, а смерть освободила бы меня от мук».

Ценность существования в том, чтобы быть способным сотворить собственный выбор, и даже перед лицом смерти оставаться свободным - этот феномен нравственной свободы весьма важен для контекста драмы. Эту моральную свободу Прометей ценит все равно больше, чем свободу не-свободы Гефеста или других прислужников Зевса.

Ио страдает, ее мучения слишком сильны, и Прометей, видя это, решает помочь ей. Далее следует почти терапевтическое вмешательство, в котором прикованный к скале Прометей пророчествует о ее будущем: итак, Зевс будет свергнут, «кто же против воли Зевса это сделает?» - «Один из твоих потомков, избавитель мой». «Что говоришь? Отпрыск мой спасет тебя?». Естественно, это мало отвлекает от мысли о будущих страданиях, но, по крайней мере, Ио теперь знает чего ради ей терпеть лишения и насилие со стороны Зевса. Она приобретает какую-то цель, и бессмысленность ее положения обретает свою ценность. Порожденный от Зевса и Ио ребенок станет тем, кто повергнет Зевса, т.е. Зевс пострадает сам от себя, от своей неумной страсти.

Этот смысл, найденный Прометеем в ее страданиях, как терапевтическая стратегия борьбы с лишениями судьбы весьма действенен. Да, судьбу, как и смерть нельзя победить, но найти в этой борьбе собственный уникальный смысл бытия всегда можно. Только так, девушке, превращенной в корову - в бесправное домашнее животное, готовое к закланию, можно не утратить человеческого облика души.

Но своим откровением, Прометей привлекает внимание Зевса. Как и прежде, тот напрямую не появляется, но его воле подчиняются другие боги - и перед нами предстает Гермес - «прислужник верный, самодержца нового».

Гермес - такой же слуга Зевса, как и Гефест; но если кузнец хотя бы выказывал свое недовольство, то Гермес ревностно выполняет приказы верховного бога и устраивает Прометею настоящий допрос по поводу его предсказаний.

Прометей откровенно презирает Гермеса - его исполнительность, его отношение к Зевсу. Да и Гермес не чтит узника: «к тебе проныра и брюзга брюзгливейший, богов предатель…» Казалось бы, два бога - кузнец и посланник - оба одинаково исполняют волю Зевса, и оба разделяют ответственность за совершенную несправедливость - но один из них хотя бы внутренне противится злу, другой же превратил служение в цель, ставя это выше всех прочих моральных и этических дилемм.

Мы видим, что Прометей презирает богов представших перед ним - Гефест, Гермес - потеряли собственную божественную суть, становясь слугами. Как говорилось выше - суть и начало божественного - не исполнять приказы, а созидать, творить. И именно этому искусству Прометей обучил людей, возможность акта творения легла в основу сохранения людского племени, эта искра, свободного созидания, которую он выкрал у богов, отныне перешла к людям. Но выкрал ли, или этот символический элемент боги сами затоптали, уйдя в служение Зевсу?

«В своих бедах, ты значит, и меня винишь?» - интересуется отстраненно Гермес, который до конца не понимает в чем именно его вина, ведь он даже не приковывал Прометея к скале. Он все еще не понял, что разделил ответственность за содеянное со всеми. «Всех, говоря, по правде, ненавижу я, богов, что добро мне отплатили злом» . Он презирает слуг Зевса, обменявших божественность на служение.

Мы отдаем свою свободу часто и добровольно, жертвуем ею, потому что свобода означает выбор, а выбор - ответственность, а ответственность - подразумевает тревогу за собственное существование. Именно поэтому, нам, насколько «божественны» мы не были, легче отказаться от собственной свободы, в пользу существования без тревоги.

Все дальнейшее повествование - это, собственно диалог Прометея и Гермеса. Они одновременно и похожи и противоположны друг - другу, две крайности бытия, загнанные в одно место, прикованные - один цепями, другой приказом - к одной и тоже скале. «Какая польза в том тебе, подумал ты?» , и на вопрос противника, Прометей отвечает: «Все взвешено давно уж и продумано». Это и есть часть его выбора. Он знал, на что шел. Но сейчас вопрос касается не только собственно мук, но и того не желания Прометея открывать тайну пророчества Зевсу, и это часть его маленького торжества - бог может покорить его тело, но не разум, не волю. Зевс не узнает ничего и будет томиться в неведенье. При этом Гермес спокоен - напрямую его не касается это все, он всего лишь инструмент в руках Зевса, и «бессильное неистовство» прикованного к скале мученика для него не более, чем проблема противостояния двух начал: «разумного» (к которому, по-видимому, он относит себя) и «неосторожного» (т.е. Прометея). «Раскинь умом, - говорит Гермес, - не думай, что упрямый нрав, достойнее и лучше осторожного». Вновь выбор перед Прометеем, на который он сам себя же и обрек - усугубить свое положение, молчанием и сокрытием тайны, или же рассказать все, что знает. Выбор сложный, но не для прикованного цепями к скале - «Пускай в преисподнюю, в Тартар пусть, во мрак ниспровергнет тело мое». И снова - именно тело, но не душу, не волю - которую никакой бог не может сломить и наказать.

Гермес предупреждает, что за отказ говорить, Прометея постигнет удар самого Зевса. Он обращается к Хору, но они отказываются покинуть героя в столь тяжкий час: «Сказать, что Зевс неожиданно обрушил на вас удар, теперь вы не вправе». Хор, не выступая каким-либо прямым действующим лицом, тем не менее, высказывает правильную мысль: «бойтесь равнодушных». Они не будут равнодушны к мукам Прометея, они готовы сострадать и не покинуть его в час испытания. Гермес же покидает несломленного Прометея. Тут же слышится грохот, и Прометей проваливается под землю. Его последними словами были: «Без вины страдаю - глядите!». Но его дух непреклонен, и он отстоял свою абсурдную свободу, ведь второй его выбор был между мучениями и… мучениями.

Именно в этот час, мы познаем истинную природу одиночества - когда никто не может разделить муки Прометея, несмотря на сострадание и сочувствие, и никто не может помочь ему. Так же, как никто не может в полной мере осознать муки и горе другого человека. В момент удара Зевса он один - одинок в скальном заточении, хотя перед ними были многие: и хоры, и Гефест, и Гермес, и Ио… Но именно в этот момент осознается настоящее («экзистенциальное») одиночество, перед лицом символической Смерти.

Итак, на это драма кончается. И хоть история самого Прометея далека от завершения, нам представлен здесь наиболее важный эпизод его судьбы. Вовсе не похищение огня, и не битва с титанами Кроноса - а именно эта несправедливая расплата является главным его и судьбоносным свершением. Он сталкивается, с пониманием собственной свободы и несвободы других; он видит, что значит выбор и смысл жизни, и как бессмысленна жизнь других богов. Спросить бы ему - во имя чего служит Зевсу Гермес?.. Прометей видит, что такое смерть и жизнь, и чего стоит последняя без понимания конечности и смысла. Наконец, Прометей встречает и одиночество - всеми понятый, но никем не осознанный.

И как хотелось бы сказать, что драма нас учит чему-либо, однако момент «научения», тут напрочь отсутствует, скорее мы хотим видеть какую-то мораль, какой-то вывод и поучение. Однако, Прикованный Прометей лишь образец, как картина, или как скорее, как набросок ее в этюднике. Судьба героя - вовсе не пример; а нам предстоит прожить свои уникальные судьбы, разве что данности, с которыми столкнулся Прометей - одинаковы, что для нас, что для героев античного повествования.

© Дмитрий Лобачев, 2016 г.
© Публикуется с любезного разрешения автора

Слуги Зевса Сила и Власть привели титана Прометея в пус­тынную страну скифов на краю земли и по приказу верховного бога Гефест приковал его к скале в наказание за то, что он похитил у богов огонь и подарил его людям. Ни слова не промолвил Прометей, пока приковывал его Гефест цепями к скале, а оставшись один, стал призывать силы природы, скалы быть свидетелями его страданий. Затем появляются океаниды, дочери Океана, выполняющие в трагедии роль хора. Жаль им их родственника Прометея, же­на которого Гесиона — приходится им сестрой.

Прометей рассказывает океанидам, за что наказал его Зевс: за то, что он дал людям огонь, научил их различ­ным ремеслам, счету и письму, спас их тем самым от уготованной им Зевсом гибели. Появляется отец океанид, старый Океан, он также сочувствует Прометею и пытает­ся уговорить его покориться власти Зевса, бороться с которым бесполезно, предлагает уговорить Зевса сменить гнев на милость. Прометей от помощи отказывается и остается непреклонным.

Гонимая огромным оводом, вся в крови, покрытая пеной, несется в неистовом, безумном беге несчастная Ио, обращенная в корову ревнивой Герой за то, что ее полюбил Зевс. Она рассказывает Прометею о своих страданиях и спрашивает его, когда закончатся ее муки. Прометей пред­сказывает ей еще долгие страдания.

Появляется быстроногий Гермес, он требует от имени Зевса у Прометея открытия важной тайны, от которой зависит власть верховного бога, а также угрожает ему новыми карами. Прометей гордо отвечает: «Я никогда не променяю своего несчастья на твое рабское прислу­живание». После этого Зевс исполняет свою угрозу: гремит гром, сверкает молния, и Прометей вместе со скалой проваливается под землю.

Образ несгибаемого Прометея стал символическим обра­зом борца за освобождение человечества от цепей рабства, воплощением мужества и непокорного духа. К этому образу обращались в своих произведениях мастера художественного слова всех времен и наро­дов: Кальдерон, Вольтер, Шелли, Байрон, Гете, Рыле­ев и другие.

Сочинение

ПРОМЕТЕЙ (греч. - предвидящий, провидец) -

1) герой трагедии Эсхила (525-456 гг. до н.э.) «Прометеи прикованный» (год сочинения и постановки трагедии неизвестен; авторство Эсхила расценивается как гипотетическое). В греческой мифологии П.- сын титана Налета и океаниды Климены, двоюродный брат Зевса. Похитив огонь, П. приносит его людям, за что Зевс приказывает приковать П. к горам Кавказа, чтобы ежедневно орел пожирал его печень, вырастающую в течение ночи. Пытку прекращает Геракл, убивающий орла. К мифу о П. в античные времена обращались философы, поэты, ваятели, предлагая разные воплощения этого героя и различные его истолкования. В Афинах существовали специальные празднества - «прометейи». П. прославляли как бога, который принес людям ремесла, грамоту, культуру, и осуждали (например, Гесиод), усматривая в нем причину всех бед и несчастий, преследующих род человеческий. В трагедии Эсхила П.- герой, дерзнувший противопоставить себя самодержцу Зевсу из-за любви к человеку. Величие этого подвига подчеркивается тем, что провидец П. знал о грядущем наказании, о муках, ему предназначенных, а следовательно, выбор его был осознанным. П. Эсхила, оставаясь равным богам («Глядите все, что боги богу сделали!»), в то же время испытывает все, что присуще человеку, - и боль, и страх. Но он находит в себе мужество противостоять слугам Зевса, Власти и Силе. Эсхил создал образ титанической личности, для которой нравственная свобода выше физических страданий, а счастье человечества выше собственного горя. П. не раскаивается в содеянном и не дает врагам повода для злорадства: даже стонать он позволяет себе лишь тогда, когда рядом никого нет. Благодаря всем этим качествам П. на века стал символом самопожертвования, примером борца за благо людей, за их право свободно мыслить и достойно жить. «Убить меня все же не смогут!» - восклицает в завершении трагедии П., унаследовавший от матери дар пророчества. Фраза оказалась действительно провидческой: благородный образ богоборческого героя был увековечен не только в литературе (Кальдерой, Вольтер, Шелли, Байрон, Гете, Кафка, А.Жид и др.), но и в музыке (Лист, Бетховен, Скрябин), в изобразительном искусстве, начиная с греческой вазописи и помпей-ских фресок и затем в полотнах Рубенса, Тициана, Карраччи, Пьеро ди Козимо и др. Этическая философия Эсхила, сопряженная с его богатейшей поэтикой, позволила великому трагику создать убедительный образ мученика во имя идеи, который терпел казнь несколько тысячелетий. Одновременно Эсхил на более высоком уровне развил миф о П.- создателе людей: в «Прометее прикованном» герой через подаренные им науки (строительство, письмо, счет, кораблеплавание, врачевание и т.д.) совершенствует не только тела, но и души людей. По выражению Байрона, единственным преступлением П. было то, что он хотел «облегчить страдания людей». П. не только бросил вызов Зевсу, но и доказал Олимпу, что его имя справедливо переводится на все языки не только как «провидец», но и как «попечитель».

Лит.: Kerenyi К. Prometheus.Z., 1946; Sechan L. Le mythe de Promethee. P., 1951; Ярхо В. Эсхил. М., 1958; Trousson R. Le theme de Promethee dans la lit-terature europeenne. Gen., 1964; Лурье С.Я. Скованный Прометей // Лурье С.Я. Античное общество. М., 1967.

2) В русской литературе образ П. впервые появляется у М.В.Ломоносова в стихотворном «Письме о пользе стекла» (1752). Здесь П. показан как титан науки, ставший жертвой людского невежества. П., по Ломоносову, одарил людей не огнем как таковым: он дал им увеличительное стекло, концентрирующее солнечные лучи и превращающее их в пламя. Однако «невежд свирепых полк на знатны вымыслы сложил неправый толк». Образ П. часто возникает в русской поэзии XIX»Шв. (Баратынский, Кюхельбекер, Бенедиктов, Полонский, Шевченко и др.), где он символизирует идею свободы, олицетворяет собой подвиг, столь же возвышенный, сколь и безрассудный. Встречается этот образ и в советской поэзии, служа метафорой социалистических преобразований и в частности - электрификации. Так, белорусский поэт Якуб Колас интерпретирует огонь П. как «лампочку Ильича», а грузинский писатель Р.Гветадзе напрямую отождествляет античного титана со Сталиным, который «дал народам пламя Прометея». Писательница Г.И.Серебрякова в романе «Прометей» описывает жизнь К.Маркса. (Ср. сочинение А.Моруа «Прометей, или Жизнь Бальзака».) Все эти метафоры и аллегории не связаны с литературным героем как таковым. Собственно же литературным (драматическим) героем, объективированным в повествовании (действии), П. выступает в трагедии Вяч.И.Иванова «Прометей» (перв. редакция под названием «Сыны Прометея» - 1914, вторая - 1919). В трагедии поэта-символиста обращает внимание отсутствие цивилизаторского пафоса, свойственного многим разработкам мифа о П., начиная с Эсхила, герой которого пострадал несправедливо и, по словам Иванова, заплатил за свое чрезмерное человеколюбие. У самого Вяч.Иванова П. выражает «отрицательное самоопределение титанического существа», разрушающее всеединство бытия. В трагедии используются основные сюжетные обстоятельства мифа: похищение огня, которым П. одаряет сотворенных им людей. В отличие от традиционных толкований, где огонь выступал символом сознания, у Иванова он выражает свободу. Передав людям огонь, П. делает их свободными и рассчитывает употребить их свободу в войне против олимпийских богов, чтобы потом «единым стать над всем главой»,- замысел, вполне созвучный намерениям Тантала из трагедии Иванова (1904). Для поэта и мыслителя, автора «Эллинской религии страдающего бога», всем своим сознанием погруженного в античную культуру, были чужды модернизированные Прометеи нового времени. Это позволило, несмотря на сюжетные вольности, дать, по оценке А.Ф.Лосева, «глубоко античное» прочтение мифа,- отнюдь не безразличное к духовным коллизиям современности, но лишенное аллегоризма и метафоричности, посредством которых «серебряный век» воскрешал эллинство. Поэтому для Иванова были существенны некоторые моменты мифа, казавшиеся другим авторам слишком филологическими. П.- титан, божество хтоническое, для которого «непрочны и новы // Олимпийские троны; // Древний хаос в темнице - святей». В этом контексте восстание П. против Зевса приобретает онтологическое значение. Однако «отрицательное самоопределение» титанизма в том и выражается, что вовлекает все сущее в разлад и войну, а в конечном счете уничтожает собственных носителей. Огонь П., давший людям свободу, оказывается «семенем распри». Юноша Архат убивает своего брата Архемора, завидуя, что П. назначил того огненосцем. Кровь, пролитая «первенцами губительной свободы», начинает череду смертей, и скоро разгорается «война со всеми всех: земли с богами, и богов с людьми». П. убежден: «Ко благу все!», ибо «не мир мне надобен, а семя распри». Однако распря затрагивает и его: люди ополчаются на П., переходят на сторону Зевса, готовы присягнуть коварной Пандоре и в развязке трагедии «безмолвствуют» (реминисценция знаменитой пушкинской ремарки из «Бориса Годунова»), когда демоны Кротос и Бия заключают П. под стражу. Финал трагедии, казалось бы, повторяет развязку «Тантала»: Зевс сокрушил мятежника и примерно его наказал. Однако если мятеж Тантала остался без последствий, то «социальный эксперимент» П. достиг цели. Земля заселена сынами П., преисполненными «алчности к действию при бессилии к творчеству» (комментарий Иванова). В силу этой алчности «прометеизма» они убивают друг друга, и оттого сами избирают для себя смертную участь.

Лит.: Лосев А.Ф. Мировой образ Прометея // Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. М., 1976; Стахорский С.В. Вячеслав Иванов и русская театральная культура начала XX»Шв. М., 1991.

Трагедия «Прометей прикованный» - наиболее известная трагедия греческого драматурга Эсхила, жившего на рубеже VI-V веков до нашей эры в Афинах, которого древние греки называли «отцом греческой трагедии».

Эсхил, как и другие деятели искусства в Древней Греции, всегда использовал мифические сюжеты в своих произведениях. Объясняется это тем, что миф играл очень важную роль в жизни древних греков. Все представления о мире, его происхождение, развитие, будущее, все надежды, стремления, несбыточные мечты древних греков, их понимание таких сложных понятий, как жизнь и смерть, человек и судьба, зло и справедливость - все это зосереджилось в мифах.

Прометей - один из любимых мифических героев Древней Греции. Миф о нем подает историю развития человечества, как представляли ее себе в античности. По мифу люди были слабые и не могли ни думать, ни говорить, ни понимать того, что видели вокруг. Прометей имел благородное сердце, он первый снисходит на людей и начал им помогать. От нечего делать и другие боги взялись обучать людей, но потребовали за это уважения и богатых даров. Прометей заколол жертвенного быка и разделил тушу на две части. До большей кучи сложил только кости, но прикрыл их хорошим жиром, а мясо сложил в грязную шкуру, еще и прикрыл потрохами. Затем он предложил Зевсу выбрать, какую часть люди будут отдавать богам, а какую оставят себе. Зевс выбрал большую кучу. С тех пор люди ели мясо, а кости жертвовали богам. Разъяренный Зевс запретил Прометей подниматься на Олимп, а людям отказал дать животворный огонь. Но Прометей с помощью хитростей похитил огонь у богов и отдал его людям. За это Гефест по приказу Зевса приковал Прометея на край земли к скале; ежедневно прилетал орел и клевал печень Прометея, которая за ночь отрастала снова. После многих веков таких пыток Геракл убил орла и освободил Прометея.

Этот миф был хорошо известен всем древним грекам. В трагедии представлены только те события из мифа, что отвечали творческому замыслу автора, волновавших Эсхила-художника и Эсхила-человека.

Власть и Сила, слуги Зевса - приводят Прометея в пустыню, где Гефест заковывает его. С развитием событий выясняется, что Прометей не только передал огонь людям, но и начал человеческую цивилизацию: научил обрабатывать дерево и строить жилье, показал целебные травы, первым запряг быков, освободив людей от тяжелой работы, приучил лошадей ходить запряженными, и корабли - тоже его изобретение, научил людей определять звезды, считать и писать, показал сокровища земли: медь, железо, серебро, золото.

Образ Прометея отражает этическую проблему, которая волновала Эсхила протяжении его творческого пути: собственная ответственность человека за принятое решение. Прометей - бог, который имеет дар предвидения, он заранее знал о страданиях, которые выпадут ему на долю, но не уклонился от них. Более того, уже прикованный, он имеет средство, которое может лишить его мучений: чтобы получить свободу, ему достаточно назвать имя женщины, которая родит Зевсу ребенка, что свергнет Зевса, как тот когда-то сверг своего отца Крона. И Прометей отказывается открыть тайну и готов к еще более жестоких пыток. Скала вместе с прикованным Прометеем от ударов молний и грома, что Зевс насылает, проваливается в страшное подземное царство Тартар. Образ Прометея - это образ человека, который не изменяет своей судьбы, которая отвечает за свои решения и поступки. Эсхил верит в возможности человека, как и его герой.

Трагедия Эсхила отмечается верой в прогресс и развитие человечества.