Быт и нравы раннего средневековья. Предисловие. Культ Прекрасной Дамы
Описание работы
Мне захотелось внимательней рассмотреть жизнь тех времен. Чем жили люди? Какова была их мораль? Чем руководствовались в жизни? Какие повседневные заботы занимали их умы? Насколько же сильно контрастируют интересы людей настоящего и того времени? Как и сейчас были большие города, площади, но с тех пор многое изменилось: если раньше на площади можно было услышать
скрип колес, цоканье копыт, стук деревянных башмаков, крики торговцев-разносчиков, грохот и звон ремесленных мастерских, то сейчас это сменилось бешенным темпом городских улиц, промышленными заводами. А как же изменились люди?
1.Введение………………………………………………………………………3
2.Яркость и острота жизни…………………………………………………….4
3.Рыцарство……………………………………………………………………..7
4. Значение собора в средневековом городе…………………………………10
5.Горожанин и время…………………………………………………………..14
6.Преступность средневековья………………………………………………..16
7. Роль церкви…………………………………………………………………..17
7.1 Роль церкви в образовании……………………………………………….18
8. Заключение …………………………………………………………………..19
Список используемой литературы……………………………………………..20
Как ни важны были для латинских государств Ленанта военные и религиозные аспекты существования и контактов с окружающим их мусульманским миром, проблемы мирной жизни и обеспечения повседневной жизнедеятельности занимали не менее значительное место. Сразу после кровавой волны завоевания стало ясно, что убийства и террор - не лучший способ обеспечить стабильность и жизнеспособность новых государств. Сами франки не располагали возможностью заселения этих стран как раз в силу особенностей «боевого» паломничества: ведь абсолютное большинство участников крестовых походов после того, как они выполняли свой долг пилигримов, покидали Святую Землю. А те тысячи, пусть даже десятки тысяч католических воинов, что все же оставались, отнюдь не могли стать заменой миллионам. К тому же самим завоевателям нужны были подданные, нужны были деньги и продовольствие для армии. Поэтому уже вскоре после Первого похода, особенно с 1110 года, когда новая власть достаточно укрепилась, отношение к покоренному населению в значительной мере изменилось.
Важно при этом отметить, что страны Восточного Средиземноморья отличались исключительным национальным и религиозным разнообразием. Около половины населения составляли мусульмане (в Иерусалимском королевстве их процент был еще выше). И Антиохийском княжестве большая часть жителей являлась греками православного вероисповедания.
Графство Эдесское и Восточная Киликия были преимущественно армянскими. Горные районы и долины Ливана населяли и христиане-марониты*, и отколовшиеся от всех и вся друзы**. Все это дополнялось немалым числом евреев-иудаистов, а на горном северо-востоке еще и персами-огнепоклонниками. Если же учесть, что и те же мусульмане делились на исмаилитов, шиитов-двенадцатиричников и суннитов-ортодоксов***, то картина становится чрезвычайно пестрой.
Надо признать, что с задачей наведения порядка на завоеванных территориях новоявленные властители справились весьма неплохо. В основу был положен старый как мир принцип, четко сформулированный еще в древней Македонии: «разделяй и властвуй». Все население четко делилось в зависимости от привилегий или, наоборот, ограничений, уплачиваемых налогов и юридического статуса. При этом власти старались не вторгаться во внутреннюю жизнь этих общин, требуя только выполнения общего законодательства. В местные обычаи и самоуправление франкские сеньоры не вмешивались; более того, в каждой социальной группе действовали собственные правовые нормы. Так, например, мусульмане судили по законам шариата - разумеется, и судьями были тоже мусульмане. Естественно, высшая юрисдикция принадлежала завоевателям, суд которых разбирал преступления, выходившие за рамки отдельной общины (например, тяжбу между мусульманином и православным греком) или особо тяжкие преступления. В остальном же эти разные группы были практически автономны.
* Марониты - восточно-христианская секта, возникшая около V века. В 1181 году они подчинились апостольскому престолу, но сохранили определенную внутреннюю автономию.
** Друзы - еретическое движение в исламе, основанное египетским султаном аль-Хакимом, который около 1017 года объявил себя живым богом. Они отказались от исповедания шахады, тем самым исключив себя из числа мусульман; были враждебны и по отношению к мусульманству.
*** См. главу 3.
Наиболее привилегированной частью подданных были, понятно, сами крестоносцы и их потомки. Почти псе они, за исключением небольшой части слуг феодалов, пользовались личной свободой, включая полную свободу передвижения и поселения. Вообще, эти бывшие крестьяне, волею судьбы ставшие воинами, заняли и Леванте место, которое не находит аналогов в европейской сословной системе того времени. Там господствовала достаточно четкая трехзвенная градация: молящиеся, - т. е. духовенство, воюющие - рыцарство и трудящиеся - крестьянство. Рост городов, конечно, начал усложнять этот порядок - ремесло и торговля значительно отдалились от деревенского труда. Тем не менее, принадлежность купцов и ремесленников к трудящемуся сословию не вызывала сомнений. Но с крестоносцами первой волны и их потомками ситуация была сложнее. С одной стороны, они, бесспорно, были трудящимися, кормившимися собственной работой. Часть из них становилась арендаторами у феодалов, обычно на условиях уплаты десятой части урожая**. Другая часть, и, вплоть до конца XII века, меньшая, расселяется в городах. Но, с другой стороны, завоеватели-католики составляли в Святой Земле незначительное меньшинство, проживая среди враждебного (или, в лучшем случае, нейтрального) населения, превосходящего их количественно в десятки раз. И феодалы были вынуждены постоянно привлекать их в качестве военной силы для нескончаемых войн. То есть, они были и грудящимися, и военными одновременно.
Коллизия для жестко структурированного средневекового общества, действительно, была почти небывалая. Лишь как очень неполную аналогию, да и то более позднюю, можно привести английских йоменов или российских однодворцев. И все же йомены юридически оставались крестьянами, однодворцы же, несмотря на свой фактически крестьянский труд, относились к дворянскому сословию. Для крестоносцев недворянского происхождения четкий юридический статус так и не был определен: они так и остались промежуточной социальной группой. А с конца XII века эта юридическая проблема постепенно начала сходить на нет. Сала-диновы завоевания заставили почти всех католиков переселиться в города, а после смерти Саладина наступил полувековой мирный период, и отпала необходимость в постоянной военной службе. Все же следует отметить, что та грань, которая в Европе полностью отделяла дворянство от крестьян, в Святой Земле была в значительной степени размыта, и за годы крестовых походов многие из этих «католических однодворцев» пополнили ряды рыцарства.
Среди завоеванного населения более высокий статус имели христиане разного толка; причем до разрыва с Византией в начале XIII века наилучшим было положение православных греков. Они пользовались некоторыми льготами в налогообложении, а иногда и привлекались в войско. С армянами-монофизитами* отношения были более сложные, но в целом армяне оставались привилегированной группой. Более того, дворяне-крестоносцы охотно вступали в брак с представительницами армянской знати, а армянские князья женились на дочерях франкских сеньоров и рыцарей. Это было особенно заметно в графстве Эдесском, которое уже в тридцатые годы XIII века превратилось в процветающий франко-армянский анклав за Евфратом.
В менее выгодном положении находилась самая многочисленная часть населения. Мусульмане облагались гораздо более высоким налогом - от 30 до 50%, в зависимости от района и выращиваемой культуры. Им запрещалось также жить в Иерусалиме и некоторых портовых городах. В то же время, положение их не было каким-то особенно тяжелым, и во многом было даже лучше, чем под влас-ило единоверцев-мусульман. Интересно, в ЭТОЙ связи, свидетельство непримиримого врага крестоносцев - ;i рабского путешественника ибн Джу-байра, который около 1184 года писал следующее: «Мы двинулись из Тибнина по пороге, вдоль которой тянулись фермы, где живут мусульмане, пребывающие в великом благополучии под франками - да сохранит нас Аллах от подобного искушения... Мусульмане являются владельцами своих домов и управляют собой как сами разумеют... Сердца многих мусульман исполняются соблазна осесть там (во франкских землях), когда ОНИ видят положение своих собратьев в областях, управляемых мусульманами, ибо состояние тех весьма далеко от процветающего. К несчастью для мусульман, в странах, где правят их единоверцы, они всегда жалуются на несправедливость своих владык, но зато хкалят поведение франков, правосудием которых могут только гордиться».
Словам ибн Джубайра вторит и знаменитый арабский поэт и ученый Усама ибн Мункыз, который также всерьез опасается массового переселения мусульман под владычество крестоносцев. Усама, отнюдь не дружелюбно настроенный по отношению к франкам, хвалит справедливость их правосудия, каковую он испытал на себе - суд в его тяжбе с католиком принял сторону Усимы, а не своего единоверца. Отмечает арабский поэт и то, что христиане (в данном случае тамплиеры) дали ему возможность молиться Аллаху в своей собственной часовне. Вообще, исламские авторы подчеркивают, что в вопросах религиозной обрядности завоеватели были довольно веротерпимы: достаточно сказать, что в цитадели крестоносцев - Акре - было две мечети.
В сходном с мусульманами положении находилось и еврейское население Леванта. Им так же запрещалось жить в Иерусалиме, одинаковым было и налоговое бремя. Однако стоит отметить, что и мусульмане, и евреи не платили церковную десятину, что снижало фискальный гнет, а порой вызывало и недовольство некоторых христианских общин; в частности, на подобную несправедливость сетовали армяне Иерусалима. Да и в целом отношение к евреям в христианских государствах Востока было неплохим. Иудеи могли довольно свободно отправлять свои религиозные обряды, их никто не заставлял носить особую одежду, указывающую на их веру, что в Европе практиковалось постоянно и зачастую вызывало враждебность населения и преследования. В Сирии и Палестине за все двести лет не было ни одного еврейского погрома. Не применялась и практика гетто*, столь любимая в Европе: евреи могли свободно селиться в городах и заниматься любым видом деятельности по своему усмотрению.
Обзор национально-религиозной ситуации на Латинском Востоке будет неполным, если не упомянуть еще одну очень любопытную группу - т. н. туркопо-лов. Из них набирались вспомогательные отряды легковооруженной конницы сельджукского типа. Отсюда ясно, что туркополы являлись потомками сельджуков и сохраняли основные элементы их жизни и культуры. Однако происхождение туркополов до сих пор неясно. Возможно, это были турки, перешедшие из ислама в католичество, хотя такие переходы - редкое явление в тогдашнем обществе. Могли они быть и потомками от смешанных мусульманско-христианских браков - христианами по вере и турками по образу жизни. Наконец, это могли быть и турки-мусульмане, перешедшие II.-| сторону врага и давшие присягу на верность крестоносцам. В пользу первой из версий говорит, пожалуй, гот факт, что Саладин в 1169 году приказал перебить всех пленных туркополов. Смена веры - т. е. по сути предательство ислама, вполне объясняет эту ярость курдского властелина, вообще-то не отличавшегося особой кровожадностью. Да и в более поздние времена имелись прецеденты массового перехода из ислама в христианство - достаточно вспомнить крещеных татар на службе у русских великих князей.
Крестоносцы-завоеватели вполне органично влились в этот конгломерат народов и культур. Уже второе поколение «Христовых воинов» резко отличалось от своих фанатично настроенных отцов, так же как и от вновь прибывающих пилигримов. И несмотря на постоянную внешнюю войну (за исключением упомянутого мирного полувека 1193-1243 годов), которую вели христианские государства, в них самих установился довольно прочный внутренний мир. История Латинского Востока за все два века его существования почти не знает крупных народных волнений (чем, кстати, не могли похвастаться сопредельные мусульманские страны). Установился некий симбиоз - франки гарантировали закон и порядок, покоренные народы, почти не меняя образа жизни, платили установленные, не слишком обременительные, налоги. О сложившемся культурном феномене образно и эмоционально сказал еще в 1120 (!) году знаменитый хронист Фульхерий Шартрский: «Люди с Запада, мы превратились в жителей Востока. Вчерашний итальянец или француз стал галилеянином или палестинцем. Житель Реймса или Шартра теперь обратился в сирийца или антиохийца. Мы позабыли свою родную страну. Здесь же один владеет домом и слугами с такой уверенностью, как будто это его наследственное право с незапамятных времен. Другой берет в жены сирийку, армянку или даже крещеную сарацинку. Третий живет в семье местных., Мы все говорим на нескольких языках этой земли».
Установившийся на Латинском Востоке внутренний мир вскоре привел к оживлению хозяйственной жизни. Крестоносные государства в XII-XIII веках находились в цветущем состоянии, даже несмотря на постоянную войну и непрекращающиеся набеги регулярной сельджукской конницы или бедуинов-разбойников. Больших успехов достигло сельское хозяйство Леванта, значительно раньше и тверже Европы вставшего на путь товарного производства.
Достижениям сельского хозяйства, конечно, способствовало и то, что и побережье Леванта, и многие земли внутри страны вокруг Галилейского моря и по берегам Иордана были чрезвычайно плодородны, и на них можно было выращивать несколько урожаев в ГОД.
Прекрасный климат, хорошо налаженная ирригационная система каналов и сохранившихся еще от римских времен акведуков давали крестьянам возможность выращивать самые разнообразные культуры. Помимо традиционной пшеницы, возделывали и другие зерновые, в том числе просо. Очень большую роль к экономике играли виноградарство, садоводство и выращивание оливок. Значительным был экспорт этих товаров в Европу, где большой популярностью пользо-нались левантийское оливковое масло и многие сорта ими. На столы европейских вельмож поступали и эк-ютические средиземноморские фрукты. Интересно, что ныне известный всем абрикос для Запада был плодом абсолютно неведомым и приобрел популярность только после завоевания Святой Земли. Более того, абрикос стал пользоваться славой «богоугодной» еды и начал активно культивироваться в монастырях, откуда позднее распространился по всей Европе.
Агрикультура Восточного Средиземноморья дала западному миру и еще два чрезвычайно важных продукта - сахар и хлопок. В Леванте эти технические культуры выращивались почти исключительно на экспорт и с ростом товарно-денежных отношений постепенно занимали все большее место в экономике региона. Наконец, отдельную и немаловажную статью экспорта составляли ценные породы дерева, благовония и особенно пряности, торговля которыми приносила баснословные доходы и стала одним из главных факторов хозяйственного расцвета Леванта в XII-XIII веках.
Вообще, торговля в новых христианских государствах занимала исключительно важное место. Уже с середины XII века и особенно в первой половине XIII века коммерция, ориентированная на крупные импортно-экспортные операции, стала движущей силой всей левантийской экономики. Города Восточного Средиземноморья, и прежде всего портовые, превратились в процветающие торговые центры, привлекавшие купцов со всего света. В середине XIII века в Акре, ставшей важнейшей перевалочной базой мировой транзитной торговли, проживало более шестидесяти тысяч человек, она была одним из крупнейших городов мира, превосходя по населению такие большие города-столицы, как Париж, Рим и Лондон. Акра, Тир, Бейрут, Триполи и Лаодикея стали пунктами назначения для торговых путей на восток и с востока, превратились в место встречи Востока и Запада.
Рост левантийской торговли не мог не привлечь особенного внимания таких крупных торговых городов, как Венеция, Генуя и Пиза. Первоначально их интерес был сосредоточен на перевозке паломников, число которых значительно выросло после завоевания Иерусалима, крестоносных воинских контингентов и военного оборудования. Это приносило огромные доходы итальянским городам-республикам и стало одним из главных источников первоначального накопления капитала. По мало-помалу приоритеты начали смещаться, и уже к им чалу XIII века ушлые итальянские купцы взяли под свой контроль ле-иантийскую транзитную торговлю. В приморских городах появились кварталы и целые районы, принадлежащие генуэзским или венецианским купцам. В Тире венецианцы, пообще, владели третью города, при ■-JTOM пользовались правом экстерриториальности и имели огромные налоговые льготы. Генуэзский квартал и Акре занимал центральную площадь с церковью ell. Лаврентия и дворцом, где заседала судебная палата. Квартал имел собственные укрепленные ворота, свои пекарни, лавки и гостиницы для приезжих купцов.
Торговля давала итальянцам колоссальные диви-дсч1ды. Не слишком большой редкостью было получение от торговой сделки пятисот, а то и тысячи процентов прибыли. Но даже с учетом всевозможных налоговых льгот (тем более, что, например, у византийских или армянских купцов таких льгот не было), немалая доля этих доходов оставалась и в Святой Земле, оседая в карманах князей и феодалов; перепадало кое-что и простому населению. Именно небывалый размах торговых операций привел к уникальной для средневековья ситуации, когда в качестве феодов часто фигурировали не земельные владения, а различные финансовые платежи - доли от налоговых или портовых сборов, проценты с торговых сделок и т. д. В условиях нестабильного феодального землевладения - всегда можно было ожидать вторжения мусульман - это было своеобразной страховкой для сеньоров и рыцарей, позволяло им вкладывать средства в укрепление своих замков. И хотя феодальная знать не принимала непосредственного участия в торговых операциях - это противоречило неписаному рыцарскому кодексу чести - само ее богатство и даже, в какой-то мере, политическая власть основывались именно на успехах торговли.
Экономические преимущества княжеско-рыцарской элиты были хорошо подкреплены и юридическими козырями. Во второй половине XII века при короле Амаль-рихе был окончательно сформулирован и записан свод законов - знаменитые иерусалимские ассизы. До нас этот замечательный памятник средневекового права, к сожалению, не дошел: манускрипты с полной записью законов погибли при завоевании Иерусалима Салади-ном. Но до самого падения Акры господствовала устная традиция толкования этих законов; существовали и письменные комментарии, из которых наибольшей известностью пользовалась т. н. «Книга Жана д"Ибели-на». Ее автор сам был представителем княжеской верхушки, графом Яффы, и в его труде особенно подробно разобраны и политические моменты, и юридические процедуры, связанные с понятиями вассалитета и владения феодом, правила поведения рыцарей и пределы юрисдикции в отношении феодальных сеньоров.
Даже исходя из дошедших до нас источников, можно смело утверждать, что иерусалимские ассизы были действительно фундаментальным сводом феодального права. Причем ассизы отстаивали, если так можно выразиться, «феодализм в квадрате», феодализм в его наиболее ярких и чистых формах. В них были очень четко прописаны отношения вассалитета, жестко ограничивались полномочия центральной власти по отношению к владетельным баронам. Фактически крупные землевладельцы в своих вотчинах были почти полновластными государями, державшими и жизнь и имущество подданных в своих руках. Осудить любого феодала мог только суд пэров, т. е. сеньоров, равных ему по званию: Законодательные и политические возможности королей резко ограничивались и были фактически сведены к формальному принятию клятвы верности - оммажа. Впрочем, в XII веке - столетии перманент-пых войн, короли все же обладали еще немалым авторитетом как носители верховной власти. С наступлением же относительно мирной эпохи реальная власть королей начала стремительно уменьшаться; они дей-етвительно стали не более, чем «первыми среди равных». В конце концов и сам титул иерусалимского короля превратился просто в разыгрываемую карту, не дающую победителю в игре за него почти ничего, кроме морального удовлетворения. И если в Европе XIII век стал веком формирования централизованных государств и ограничения произвола князей и сеньоров, то в Палестине эти годы были временем консервации наиболее одиозных феодальных порядков.
Однако эта политическая раздробленность мало сказывалась на хозяйственной жизни государств Леванта, для которых первая половина XIII века была временем наивысшего экономического расцвета. Так, одна только Акра в 1240 году давала в виде налогов и сборов (без учета собственно прибыли торговых операций) около пятидесяти тысяч фунтов серебра в год, что превышало финансовые доходы короля Англии. В Триполи в XIII пеке было четыре тысячи шелкоткацких станков, не уступала ему и Антиохия. На рынках в Тире и Акре можно было приобрести товары со всех концов света - европейские сукна и мануфактуру, аравийские и индийские пряности, благородных скакунов из Средней Азии. До тех пор, пока монголы в середине XIII века не перерезали Великий шелковый путь, в Левант приходили караваны даже из далекого Китая.
Огромные доходы, которые приносила левантийская торговля, особенно торговля пряностями, позволяли вкладывать значительные средства в строительство, в повышение уровня жизни. Знакомство крестоносцев с высокоразвитой исламской культурой ввело в обиход христиан многие ее достижения. Одним из подобных завоеваний стал серьезный успех гигиенических процедур, чего почти не знала тогдашняя Европа. В городах существовали десятки бань, некоторые из них могли вместить до тысячи человек. Среди женщин в моду вошло употребление косметики; возникло даже нечто вроде салонов, красоты, где женщины могли и пообщаться, и уделить внимание своей внешности. В многочисленных госпиталях иоаннитского и тевтонского орденов могли получить весьма разнообразную пищу, а также врачебную помощь не только паломники, но и городская беднота. В домах дворян и крупных купцов обычным делом были бассейны и фонтаны.
И все же, несмотря на некоторое взаимопроникновение христианской и мусульманской культур, его степень не стоит преувеличивать. «Христовы воины» отнюдь не слились с покоренным населением; каждая национальная и религиозная группа жила обособленно, по существу, замыкалась сама на себя. Дворянин мог знать несколько языков страны, в целях облегчения общения, но, например, за все два века господства христиан, ни одна арабская книга не была переведена на общеупотребительную в среде католиков латынь. Впрочем, точно так же и мусульмане принимали привнесенную западную культуру. Латинский Восток представлял собой совершенно замечательный конгломерат культур, каждая из которых сохраняла свою самобытность.
Министерство образования Российской Федерации
Санкт-Петербургский Государственный Университет Технологии и Дизайна
Кафедра философии и социальных наук
Реферат по культурологии:
“Быт и нравы средневековья”
Санкт-Петербург
2003.
Содержание:
1.Введение…………………………………………………… …………………3
2.Яркость и острота
жизни…………………………………………………….4
3.Рыцарство………………………………………………… …………………..7
4. Значение собора
в средневековом городе…………………………………10
5.Горожанин и время………………………………………………………….. 14
6.Преступность
средневековья…………………………………………… …..16
7. Роль церкви………………………………………………… ………………..17
7.1 Роль церкви
в образовании…………………………………………… ….18
8. Заключение
…………………………………………………………………..19
Приложение…………………………………………………… ………………...20
Список используемой
литературы…………………………………………….. 21
1.Введение
. Мне
захотелось внимательней рассмотреть
жизнь тех времен. Чем жили
люди? Какова была их мораль? Чем
руководствовались в жизни? Какие
повседневные заботы занимали
их умы? Насколько же сильно контрастируют
интересы людей настоящего и того времени?
Как и сейчас были большие города, площади,
но с тех пор многое изменилось: если раньше
на площади можно было услышать
скрип колес,
цоканье копыт, стук деревянных
башмаков, крики торговцев-разносчиков,
грохот и звон ремесленных мастерских,
то сейчас это сменилось бешенным темпом
городских улиц, промышленными заводами.
А как же изменились люди?
Мне
было интересно выяснить какую роль
играл собор. И почему строительству
собора уделялось столько времени.
Какой смысл вносил собор в общественную
жизнь?
2.Яркость
и острота жизни
Когда
мир был на пять веков моложе,
все жизненные происшествия облекались
в формы, очерченные куда более резко,
чем в наше время. Страдания и
радость, злосчастье и удача гораздо более
ощутимо; человеческие переживания сохраняли
ту степень полноты и непосредственности,
с которой и поныне воспринимает горе
и радость душа ребенка. Всякое действие,
всякий поступок следовал разработанному
и выразительному ритуалу, возвышаясь
до прочного и неизменного стиля жизни.
Важные события: рождение, брак, смерть-
благодаря церковным таинствам достигали
блеска мистерии. Вещи не столь значительные,
такие как путешествие, работа, деловое
или дружеское посещение, так же сопровождались
неоднократными благословениями, церемониями,
присловьями и обставлялись теми или иными
обрядами.
Бедствиям
и обездоленности неоткуда было ждать
облегчения, в ту пору они были куда
мучительнее и страшнее. Болезнь
и здоровье рознились намного сильнее,
пугающий мрак и суровая стужа зимою представляли
собой настоящее зло. Знатностью и богатством
упивались с большей алчностью и более
истово, ибо они гораздо острее противостояли
вопиющей нищете и отверженности. Подбитый
мехом плащ, жаркий огонь очага, вино и
шутка, мягкое и удобное ложе доставляли
то громадное наслаждение, которое впоследствии,
быть может благодаря английским романам,
неизменно становиться самым ярким воплощением
житейских радостей. Все стороны жизни
выставлялись напоказ кичливо и грубо.
Прокаженные вертели свои трещотки и собирались
в процессии, нищие вопили на папертях,
обнажая свое убожество и уродства.
Состояния и сословия, звания и профессия
различались одеждой. Знатные господа
передвигались не иначе как блистая великолепием
оружия и нарядов, всем на страх и на зависть.
Отправление правосудия, появление купцов
с товаром, свадьбы и похороны громогласно
возвещались криками, процессиями, плачем
и музыкой. Влюбленные носили цвета
своей дамы, члены братства – свою эмблему,
сторонники влиятельной персоны – соответствующие
значки и отличия.
Во
внешнем облике городов и деревень
так же преобладали пестрота и
контрасты. Средневековый город
не переходил, подобно нашим городам,
в неряшливые окраины с бесхитростными
домишками и унылыми фабриками, но
выступал как единое целое, опоясанный
стенами и ощетинившийся грозными башнями.
Сколь высокими и массивными ни были бы
каменные дома купцов или знати, здания
храмов своими громадами величественно
царили над городом.
Разница
между летом и зимой ощущалась резче,
чем в нашей жизни, так же как между светом
и тьмой, тишиною и шумом. Современному
городу едва ли ведомы непроглядная темень,
мертвая тишина, впечатляющее воздействие
одинокого огонька или одиночного далекого
крика.
Из-за
постоянных контрастов, пестроты форм
всего, что затрагивало ум и чувства, каждодневная
жизнь возбуждала и разжигала страсть,
проявлявшиеся то в неожиданных взрывах
грубой необузданности и зверской жестокости,
то в порывах душевной отзывчивости, в
переменчивой атмосфере которых протекала
жизнь средневекового города.
Но
один звук неизменно перекрывал шум
беспокойной жизни; сколь бы ни был
разнообразным, он не смешивался ни с
чем и возносил все превосходящее
в сферу порядка и ясности.
Это колокольный звон колокола в
повседневной жизни уподоблялись предостерегающим
добрым духам, которые знакомыми всем
голосами возвещали горе и радость, покой
и тревогу, созывали народ и предупреждали
о грозящей опасности. Их звали по именам:
Роланд, Толстуха, Жаклин – и каждый разбирался
в значении того или иного звона. И хотя
колокола звучали почти без умолку, внимание
к их звону не притуплялось. В продолжении
пресловутого судебного поединка между
двумя горожанами в 1455г., повергшего в
состояние невероятного напряжения и
город, и весь бургундский двор, большой
колокол – «ужасавший слух», по словам
Шателлена,- звонил, пока не окончилась
схватка. На колокольные церкви Богоматери
в Антверпене все еще висит старинный
набатный колокол, отлитый в 1316 году и
прозванный «Orida», т.е. horrida – страшный.
Какое же невероятное возбуждение должно
было охватывать каждого, когда все церкви
и монастыри Парижа били в колокола с утра
до вечера – и даже ночью – по случаю избрания
папы, который должен был положить конец
схизме, или в честь заключения мира между
бургиньонами и арманьяками.
Глубокие
волнующее зрелище, несомненно, представляли
собою процессии. В худые времена
– а они случались нередко
– шествия сменяли друг друга,
день за днем, за неделей неделя.
Когда пагубная распря между Орлеанским
и Бургундским домами в конце концов
привела к открытой гражданской войне
и король Карл VI в 1412г. развернул орифламму,
что бы вместе с Иоанном Бесстрашным выступить
против арманьяков, которые изменили родине,
вступив в союз с англичанами, в Париже
на время пребывания короля во враждебных
землях было решено устраивать процессии
ежедневно. Они продолжались с конца мая
чуть не до конца июля; в них участвовали
сменявшие друг друга ордена, гильдии
и корпорации; они шли всякий раз по другим
улицам и всякий раз несли другие реликвии.
В эти дни люди постились; все шли босиком
– советники парламента, так же как и беднейшие
горожане. Многие несли факелы или свечи.
Среди участников процессии всегда были
дети. Пешком, издалека, босиком приходили
в Париж бедняки-крестьяне. Люди шли сами
или взирали на идущих. А время было весьма
дождливое.
А
еще были торжественные выходы блистательных
вельмож, обставлявшиеся со всем хитроумием
и искусностью, на которые только
хватало воображения. И в никогда
не прекращающемся изобилии – казни.
Жестокое возбуждение и грубое участие,
вызываемые зрелищем эшафота, были важной
составной частью духовной пищи народа.
Это спектакли с нравоучением. Для ужасных
преступлений изобретаются ужасные наказания.
В Брюсселе молодого поджигателя и убийцу,
приковывают цепью к кольцу, надетому
на шест, вокруг которого пылают вязанки
хвороста и соломы. Обратившись с трогательными
словами к зрителям, он столь умягчил их
сердца, «что проливали все слезы из сострадания,
и поставил в пример кончину свою, как
прекраснейшую из дотоле кем-либо виденных».
Менсир Мансар дю Буа, арманьяк, которого
должны были обезглавить в 1411г. в Париже
во время бургиньонского террора, не только
от всего сердца дарует прощение палачу,
о чем тот просит его согласно с обычаем,
но и желает обменяться с ним поцелуем.
«И были там толпы народу, и все почти плакали
слезами горькими». Нередко осужденными
были знатными господами, и тогда народ
получал еще более живое удовлетворение
от свершения неумолимого правосудия
и еще более жестокий урок бренности земного
величия, нежели то могло сделать какое-либо
живописное изображение Пляски смерти.
Власти старались ничего не упустить для
достижения эффекта всего спектакля: знаки
высокого достоинства осужденных сопровождали
их во время этого скорбного шествия.
Повседневная
жизнь неизменно давала бесконечное
раздолье пылким страстям и детской
фантазии. Современная медиевистика,
которая из-за недостоверности хроник
преимущественно обращается, насколько
это возможно, к источникам, которые
носят официальный характер, невольно
впадает тем самым в опасную ошибку. Такие
источники недостаточно выявляют те различия
в образе жизни, которые отделяют нас от
эпохи Средневековья. Они заставляют нас
забывать о напряженном пафосе средневековой
жизни. Из всех окрашивавших е страстей
они говорят нам только о двух: об алчности
и воинственности. Кого не изумит то
почти непостижимое неистовство, то постоянство,
с которым в правовых документах позднего
Средневековья выступают на первый план
корыстолюбие, неуживчивость, мстительность!
Лишь в связи с этой обуревавшей всех страстностью,
опалявшей все стороны жизни, можно понять
и принять свойственные тем людям стремления.
Именно поэтому хроники, пусть даже они
и скользят по поверхности описываемых
событий и к тому же так часто сообщают
ложные сведения, совершенно необходимы,
если мы хотим увидеть это время в его
истинном свете.
Жизнь
все еще сохраняла колорит
сказки. Если даже придворные хронисты,
знатные, ученые люди, приближенные государей,
видели и изображали последних не
иначе как в архаичном, иератическом
облике, то что должен был означать для
наивного народного воображения волшебный
блеск королевской власти!
Община горожан. Уникальность средневековым городам Западной Европы придавал их социально-политический строй. Все остальные черты- концентрация населения, узкие улицы, стены и башни, занятия горожан, экономические и идеологические функции и политическая роль – могли быть присуще так же и городам иных регионов и иных эпох. Но только на средневековом Западе город неизменно представляется в виде саморегулирующей общины, наделенной относительно высокой степенью автономии и обладающей особым правом и достаточно сложной структурой.
3.Рыцарство
Рыцарство - особый
привилегированный социальный слой
средневекового общества. Традиционно
это понятие связывают с историей стран
Западной и Центральной Европы, где в период
расцвета средневековья к рыцарству, по
сути, относились все светские феодалы-воины.
Но чаще этот термин употребляют в отношении
средних и мелких феодалов в противовес
знати. Зарождение рыцарства относится
к тому периоду раннего средневековья
(7-8 вв.), когда получили широкое распространение
условные формы феодального землевладения,
сначала пожизненные, позже наследственные.
При передачи земли в феод его жалователь
становился сеньором (сюзереном), а получатель
- вассалом последнего, что предполагало
военную службу (обязательная военная
служба не превышало 40 дней в году) и исполнение
некоторых других повинностей в пользу
сеньора. К ним относились денежная "помощь"
в случае посвящения сына в рыцари, свадьбы
дочери, необходимости выкупа сеньора,
попавшего в плен. Согласно обычаю, вассала
участвовали в суде сеньора, присутствовали
в его совете. Церемония оформления вассальных
отношений называлась оммажем, а клятва
верности сеньору - фуа. Если размеры полученной
за службу земли позволяли, новый владелец
в свою очередь передавал часть ее в качестве
феодов своим вассалам (субинфеодация).
Так складывалась многоступенчатая система
вассалитета ("сюзеренитет", "феодальная
иерархия", "феодальная лестница")
от верховного сюзерена - короля до однощитных
рыцарей, не имевших своих вассалов. Для
континентальных стран Западной Европы
правила вассальных отношений отражал
принцип: "вассал моего вассала не мой
вассал", в то время как, например, в
Англии (солсберийская присяга 1085 г.) была
введена прямая вассальная зависимость
всех феодальных землевладельцев от короля
с обязательной службой в королевском
войске.
Иерархия вассальных
отношений повторяла иерархию земельных
владений и определяла принцип формирования
военного ополчения феодалов. Так, вместе
с утверждением военно-ленных отношений
шло формирование рыцарства как служилого
военно-феодального сословия, расцвет
которого приходится на 11-14 вв. Военное
дело стало его главной социальной функцией.
Военная профессия давала права и привилегии,
определяла особые сословные воззрения,
этические нормы, традиции, культурные
ценности.
В военные обязанности
рыцарей входило защищать честь
и достоинство сюзерена, а главное
- землю от посягательств как со стороны
соседних феодальных властителей в междоусобных
войнах, так и войск других государств
в случае внешнего нападения. В условиях
междоусобицы грань между защитой собственных
владений и захватом чужих земель была
достаточно зыбкой, и поборник справедливости
на словах нередко оказывался захватчиком
на деле, не говоря уже об участиях в завоевательных
кампаниях, организованных королевской
властью, как например, многочисленные
походы германских императоров в Италию,
или самим папой римским, как крестовые
походы. Рыцарское войско являло собой
могущественную силу. Его вооружение,
тактика боя отвечали военным задачам,
масштабам военных операций и техническому
уровню своего времени. Защищенная металлическими
военными доспехами, рыцарская конница,
малоуязвимая для пеших воинов и крестьянского
ополчения играла основную роль в бою.
Феодальные войны
не исчерпывали социальной роли рыцарства.
В условиях феодальной раздробленности
при относительной слабости королевской
власти рыцарство, скрепленное системой
вассалитета в единую привилегированную
корпорацию, охраняло право собственности
феодалов на землю, основу их господства.
Ярким примером тому может служить история
подавления крупнейшего крестьянского
восстания во Франции - Жакерии (1358-1359),
вспыхнувшей во время Столетней войны.
При этом рыцари, представлявшие воюющие
стороны, англичане и французы, объединились
под знаменами наваррского короля Карла
Злого и обратили оружие против восставших
крестьян, решая общую социальную проблему.
Влияло рыцарство и на политические процессы
эпохи, так как социальные интересы феодального
класса в целом и нормы рыцарской морали
до известной степени сдерживали центробежные
тенденции, ограничивали феодальную вольницу.
В ходе процесса государственной централизации
рыцарство (средние и мелкие феодалы)
составляло основную военную силу королей
в их противостоянии знати в борьбе за
территориальное объединение страны и
реальную власть в государстве. Так было,
например, во Франции в 14 в., когда в нарушение
прежней нормы вассального права значительная
часть рыцарства привлекалась в армию
короля на условиях денежной оплаты.
Участие в рыцарском
войске требовало известной обеспеченности,
и земельное пожалованье было
не только вознаграждением за службу,
но и необходимым материальным условием
ее осуществления, поскольку и боевого
коня, и дорогое тяжелое вооружение (копье,
меч, булаву, доспехи, броню для коня) рыцарь
приобретал на собственные средства, не
говоря о содержании соответствующей
свиты. Рыцарские доспехи включали до
200 деталей, а общий вес военного снаряжения
доходил до 50 кг; с течением времени росли
их сложность и цена. Подготовке будущих
воинов служила система рыцарского обучения
и воспитания. В Западной Европе мальчики
до 7 лет росли в семье, позднее до 14 лет
воспитывались при дворе сеньора в качестве
пажа, затем - оруженосца, наконец совершалась
церемония посвящения их в рыцари.
Традиция требовала
от рыцаря быть сведущим в вопросах
религии, знать правила придворного
этикета, владеть "семью рыцарскими
добродетелями": верховой ездой, фехтованием,
искусным обращением с копьем, плаванием,
охотой, игрой в шашки, сочинением и пением
стихов в честь дамы сердца.
Посвящение в
рыцари символизировало вхождение
в привилегированное сословие, приобщение
к его правам и обязанностям и
сопровождалось особой церемонией. Согласно
европейскому обычаю, рыцарь посвящающий
в звание, ударял посвящаемого мечом плашмя
по плечу, произносил формулу посвящения,
одевал шлем и золотые шпоры, вручал меч
- символ рыцарского достоинства - и щит
с изображением герба и девиза. Посвященный,
в свою очередь, давал клятву верности
и обязательство соблюдать кодекс чести.
Ритуал часто заканчивался рыцарским
турниром (поединком) - демонстрацией воинской
выучки и храбрости.
Рыцарские традиции
и особые этические нормы складывались
веками. В основе кодекса чести лежал принцип
верности сюзерену и долгу. К числу рыцарских
достоинств относили воинскую отвагу
и презрение к опасности, гордость, благородное
отношение к женщине, внимание к нуждающимся
в помощи членам рыцарских фамилий. Осуждению
подлежали скаредность и скупость, не
прощалось предательство.
Но идеал не
всегда был в согласии с реальностью.
Что же касается грабительских походов
в чужие земли (например, взятие
Иерусалима или Константинополя
во время крестовых походов), то рыцарские
"подвиги" приносили горе, разорение,
поругание и позор не одним простолюдинам.
Крестовые походы
способствовали становлению идей, обычаев,
морали рыцарства, взаимодействию западных
и восточных традиций. В ходе их
в Палестине для защиты и расширения
владений крестоносцев возникли особые
организации западноевропейских феодалов
- духовно- рыцарские ордены. К ним относятся
орден Иоаннитов (1113), орден Тамплиеров
(1118), Тевтонский орден (1128). Позже в Испании
действовали ордены Калатрава, Сант-Яго,
Алькантара. В Прибалтике известен орден
Меченосцев и Ливонский. Члены ордена
давали монашеские обеты (нестяжание,
отказ от имущества, целомудрие, повиновение), носили схожие с монашескими одеяния,
а под ними - военные доспехи. Каждый орден
имел свою отличительную одежду (например,
у тамплиеров - белый плащ с красным крестом). Организационно они строились на основе
строгой иерархии, возглавляемой выборным
магистром, утверждаемым папой римским.
При магистре действовал капитул (совет), с законодательными функциями.
Отражение рыцарских
нравов в области духовной культуры
открыло ярчайшую страницу средневековой
литературы со своим особым колоритом,
жанром и стилем. Она поэтизировала
земные радости вопреки христианскому
аскетизму, прославляла подвиг и не только
воплощала рыцарские идеалы, но и формировала
их. Наряду с героическим эпосом высокого
патриотического звучания (например,
французская "Песнь о Роланде", испанская
"Песнь о моем Сиде") появились рыцарская
поэзия (например, лирика трубадуров и
труверов во Франции и миннезингеров в
Германии) и рыцарский роман (история
любви Тристана и Изольды), представлявшие
так называемую "куртуазную литературу"
(от французского courtois - учтивый, рыцарский) с обязательным культом дамы.
В Европе рыцарство
теряет значение основной военной силы
феодальных государств с 15 в. Предвестницей
заката славы французского рыцарства
стала так называемая "битва шпор"
(11 июля 1302 г.), когда пешее ополчение фландрских
горожан разгромило французскую рыцарскую
конницу. Позже неэффективность действий
французского рыцарского войска с очевидностью
проявилась на первом этапе Столетней
войны, когда оно потерпело ряд тяжелейших
поражений от английской армии. Выдержать
конкуренцию наемных армий, использовавших
огнестрельное оружие (оно появилось
в 15 в.), рыцарство оказалось не способным.
Новые условия эпохи разложения феодализма
и зарождения капиталистических отношений
привели к исчезновению его с исторической
арены. В 16-17 вв. рыцарство окончательно
утрачивает специфику особого сословия
и входит в состав дворянства.
Воспитанные на
военных традициях предков представители
старых рыцарских родов составляли
офицерский корпус армий абсолютистского
времени, отправлялись в рискованные
морские экспедиции, осуществляли колониальные
захваты. Дворянская этика последующих
веков, включая благородные принципы верности
долгу и достойного служения отечеству,
несомненно, несет в себе влияние рыцарской
эпохи.
4.Значение
собора в средневековом
городе
В средневековом
городе собор долгое время был единственным
общественным зданием. Он исполнял роль
не только религиозного, идеологического,
культурного, просветительского центра,
но и административного и в какой-то
степени хозяйственного. Позднее появились
ратуши и крытые рынки, и часть функций
собора перешла к ним, но и тогда он отнюдь
не остался только религиозным центром.
Представление о том, что «главные задачи
города…служили материальной основой
и символами конфликтующих социальных
сил, доминировавших в городской жизни:
замок-опора светской феодальной власти;
собор-воплощение власти духовенства;
ратуша-оплот самоуправления горожан»
(А.В.Иконников)- справедливо только отчасти.
Их безоговорочное приятие упрощает социально-культурную
жизнь средневекового города.
Современному
человеку достаточно сложно воспринять
многообразие функций средневекового
собора, его значимость во всех сферах
городской жизни. Собор остался храмом,
культовым зданием или стал памятником
архитектуры и культуры, музеем, концертным
залом, необходимым и доступным немногим.
Его сегодняшняя жизнь не передает полнокровия
его бытия в прошлом.
Средневековый
город был невелик и замкнут
стенами. Жители воспринимали его целостно,
в ансамбле, - чувство, утраченное в
современном городе. Собор определяет
архитектурный и пространственный
центр города, при любом типе городской
планировки паутина улиц тяготела к нему.
Как самое высокое здание в городе в случае
необходимости он служил сторожевой башней.
Соборная площадь была главной, а иногда
и единственной. Все жизненно важные публичные
действа происходили или начинались на
этой площади. Впоследствии, когда рынок
из пригорода был перенесен в город и появилась
специальная рыночная площадь, она одним
из углов часто примыкает к соборной. Так
было в ряде городов Германии и Франции:
Дрездене, Мейсене, Наумбурге, Монтобане,
Монпазье. В городе, помимо главного собора,
как правило, были еще и приходские церкви,
им передавалась часть функций собора.
В больших городах их число могло быть
значительным. Так современник отмечает
в Лондоне конца XII в. Сто двадцать шесть
таких церквей.
Нашим
восхищенным взорам собор предстает
в завершенном и «очищенном виде».
Вокруг него нет тех маленьких
лавок и лавчонок, которые, подобно
птичьим гнездам, лепились на всех выступах
и вызывали требования городских
и церковных властей « не пробивать дыр
в стенах храма». Эстетическая неуместность
этих лавок, видимо, совсем не смущала
современников, они становились неотъемлемой
частью собора, не мешали его величию.
Иным был и силуэт собора, поскольку то
одно, то другое его крыло постоянно находилось
в лесах.
Средневековый
город был шумным: на небольшом
пространстве раздавался скрип колес,
цоканье копыт, стук деревянных башмаков,
крики торговцев-разносчиков, грохот
и звон ремесленных мастерских, голоса
и колокольчики домашних животных,
которых только постепенно постановления
городских властей вытесняли с улиц, трещотки
больных проказой. «Но один звук неизменно
перекрывал шум беспокойной жизни: сколь
бы он ни был разнообразным, он не смешивался
ни с чем возносил все происходящее в сферу
порядка и ясности. Это колокольный звон.
Колокола в повседневной жизни уподоблялись
предостерегающим добрым духам, которые
знакомыми всем голосами возвещали горе
и радость, покой и тревогу, созвали народ
и предупреждали о грозившей опасности.
Их звали по именам: Роланд, Толстуха-Жаклин
– и каждый разбирался в значении того
или иного звона. И хотя их глосса звучали
почти без умолку, внимание к их звону
вовсе не притуплялось» (Й. Хёйзинга). Соборный
колосок составлял необходимую информацию
всем горожанам сразу: о пожаре, о море,
нападении, каком-либо экстренном внутригородском
событии. И в наши дни древние « Большой
Поль» или « Большой Бен» одушевляют пространство
современного города.
Собор
был хранителем времени. Колокола отбивали
часы уточного богослужения, но они же
долгое время возвещали начало и конец
работы ремесленника. До XIVв. – начала
распространения механических башенных
часов – именно соборный колокол задавал
ритм « благоразмеренной жизни».
Недреманное
око церкви сопровождало горожанина от
рождения до смерти. Церковь принимала
его в общество, и она же помогала ему перейти
в загробную жизнь. Церковные таинства
и ритуалы были существенной частью повседневной
жизни. Крещение, помолвка, брачная церемония,
отпевание и погребение, исповедь и причащение
– все это связывало горожанина с собором
или приходской церковью(в малых городах
собор был и приходской церковью), позволяло
ощутить себя частью христианского социума.
Собор служил и местом захоронения состоятельных
граждан, у некоторых там находились замкнутые
родовые усыпальницы с надгробными памятниками.
Это было не только престижно, но и практично(как отмечают историки, ограбления приходских
кладбищ происходило постоянно).
Взаимоотношения
горожан и городского духовенства
были далеки от идиллии. Хроники Гвиберта
Ножанского, Оттона Фрейзингенского, Ричарда
Девизе не говорят о горожанах ничего
доброго. В свою очередь в городской литературе
– фаблио, шванках, сатирической поэзии-
монах и священник часто осмеиваются.
Горожане выступают против свободы духовенства
от налогов, они стремятся не только высвободиться
из под власти своих прелатов-сеньоров,
но и взять под муниципальный контроль
дела, традиционно находившиеся в ведении
церкви. Показательная в этом отношении
эволюция положения больниц, которые в
течении XIII-XIVвв. постепенно перестают
быть церковными учреждениями, хотя и
сохраняют покровительство церкви и в
силу этого неприкосновенность своего
имущества. Однако нередкое противостояние
духовенству сочетается с постоянными
контактами с ним в повседневной жизни
и не мешает горожанам считать строительство
и украшение собора своим кровным делом.
В строительстве
городского собора участвовали не только
горожане, но и крестьяне округи,
магнаты и духовенство. Средневековые
хроники и другие документы отразили поразившее
современников примеры религиозного
энтузиазма: «дамы, рыцари-все стремились
не только пожертвованиям, но и посильным
трудом помочь строительству». Нередко
для возведения собора собирали средства
по всей стране. « Широкое распространение
в средние века приобрели самые разнообразные
донации, дарения, вклады на строительство
храма, рассматривавшиеся как достойное
и благоугодное дело. Чаще всего это были
пожертвования драгоценностей и ценных
вещей, денежные суммы или бесплатное
предоставление материалов для будущей
постройки» (К.М. Муратов). Собор строился
несколько десятков лет, но полное завершение
постройки тянулось столетиями. От поколения
к поколению предавались легенды о
закладке и строительстве храма, собирались
все новые и новые средства, делались дарения,
оставлялись завещания. Фраза папского
легата и бывшего канцлера парижского
университета Одо де Шатору, что « собор
Парижской Богоматери построен на гроши
бедных вдов» разумеется, не должна восприниматься
буквально, но именно под собой основания.
Искренний порыв благочестия сочетался
с соперничеством с соседним городом,
а у кого-то и с желанием получить личное
отпущение грехов. Прекрасный собор был
одним из важных знаков престижа, демонстрировал
силу и богатство городской общины. Размеры
храмов, построенных в совсем небольших
городах, роскошь и сложность их интерьеров
отвечают потребности создать нечто несоизмеримое
по красоте и величию со всем окружающим.
О значимости собора говорит и стремление
немедленно восстановить его послед пожара,
причем непременно на том же месте, что
бы сохранить привычные объекты паломничества.
Строительство
собора было многие годы в центре внимания
горожан, но вступал он в действие
задолго до своего окончательного завершения.
Постройку начинали с хоровой части, крышу
сооружали, как правило, еще до перекрытия
храма сводами, таким образом богослужение
можно было совершать достаточно быстро
после начала строительства.
и т.д.................
Как только речь заходит о средневековых рыцарях или о рыцарстве в целом, сразу же перед нашим мысленным взором проходит один и тот же, в сущности, образ: образ доблестных и благородных воителей в светлых блистающих латах. Вот их кавалькада выезжает рысью из ворот замка под яркими, радующими глаз свежестью красок знаменами. Вот они - кто с копьем наперевес, кто со сверкающим мечом в руке - устремляются в бой, чтобы отстоять право незаслуженно обиженного, чтобы защитить вдовицу и сироту…
Стоит, однако, в этот прекрасный образ вглядеться, как он начинает расплываться, дробиться, теряя свою первоначальную однозначность. Историческая реальность наверняка была куда более сложной до того, как в общественном сознании сложился стереотипный образ рыцаря, тот самый, что послужил Сервантесу моделью для его бессмертной, жестокой и вместе с тем трогательной карикатуры.
Начать с того, что само слово «рыцарь» имеет не одно значение. Первоначально оно указывает, очевидно, на воина-всадника (это очевидно для француза, испанца, итальянца, немца, но, например, не для англичанина. - Ф.Н. ). Но рыцарство - это далеко не только кавалерия. Очень рано этот термин прилагается к воину весьма почтенного социального статуса, но дворянским титулом становится все же много позднее. Рыцарство, в самом деле, связано с дворянством, но, как бы то ни было, эти категории вовсе не синонимичны. Наконец, рыцарь - носитель особой этики, различные аспекты которой выступают в разные эпохи с различной степенью интенсивности. Рыцарская мораль предполагает: честное выполнение всех обязательств, связанных с военной службой - вассальной или феодальной, преданность Церкви и королю, а также - своему патрону, сеньору или прекрасной даме; величие души; чувство чести; смирение, смешанное с гордостью. Из таких-то элементов, взятых в разное время в разных пропорциях и под различными именами, складывается идеал - идеал, предлагаемый рыцарю главными действующими лицами на средневековой сцене: прежде всего Церковью, которая обладает почти полной монополией на культуру и которая всеми доступными ей средствами средневековой «массовой информации» настойчиво распространяет свою собственную идеологию; затем, светской аристократией, которая связана с рыцарством кровными узами, которая мало-помалу обретает свое социальное самосознание и в противостоянии церковному влиянию выдвигает на первый план свойственные только ей способы чувствования, действия и мышления.
Именно взаимодействие этих двух полюсов, церковного и аристократического, дало солдату , каким и был первоначально рыцарь, профессиональную деонтологию , общественное достоинство и многогранный идеал. Это оно породило рыцарство как таковое, постепенно, в течение веков, обтесывая и шлифуя его - до тех пор, пока из рядов последнего не вышел Байар, «рыцарь без страха и упрека» - и в жизни, и на страницах исторических сочинений XV–XVIII веков. Образ, вылепленный Эпиналем, нас очаровывает, но этот чарующий - и, подобно маске, застылый лик скрывает за собой как за плотным занавесом меняющуюся историческую реальность. Задача предлагаемой книги в том и состоит, чтобы восстановить историю рыцарства, пометив вехами основные этапы его развития.
Рыцарство, прежде всего, это - профессия. Профессия тех отборных воинов, которые служат своему государю (королю) или своему господину (сеньору). Особые методы ведения боя у этой тяжелой кавалерии довольно скоро преобразуют ее - вследствие дороговизны вооружения и потребной для владения им тренировки - в аристократическую элиту. Военная служба все более сосредоточивается в руках этого общественного класса, который в конечном счете начинает смотреть на нее как на свою исключительную привилегию.
У такой военной службы - своя этика. Этика, восходящая к двум источникам. Первый из них - старая воинская мораль, требующая повиновения сеньору, храбрости, боевого мастерства. Второй - старая королевская идеология, взывавшая не только к выполнению чисто военного долга, но и, сверх того, возлагавшая на рыцарство обязательства несколько иного рода - такие, например, как защита страны и ее обитателей, покровительство по отношению к слабым, к вдовам и сиротам. Воспитание в таком же духе воинской элиты продолжила Церковь уже в собственно феодальную эпоху, когда упадок королевской власти выявил могущество владельцев замков и их вооруженных слуг.
Однако менталитет рыцарства определялся не только этим идеалом, внушаемым Церковью. Литература, имевшая более светский характер, выразила чаяния самих рыцарей и дала им модель поведения на примере своих героев. Эта модель, пожалуй, еще в большей степени, нежели упомянутые факторы, способствовала выработке чисто рыцарской идеологии, основанной на ценностях, которыми дорожили прежде всего сами рыцари и которые отстаивались и упрочивались именно рыцарями, никем иным. Идеология эта не лишена величия, но у нее есть и свои пороки. Признать их - отнюдь не значит отвергнуть рыцарский идеал, который, быть может, продолжает жить в глубине и наших душ.
Примечания:
Примечания переводчика
Id="n_1">
Прим. пер.
Id="n_2">
Прим. пер.
Id="n_3">
республиканском Прим. пер.
Id="n_4">
дружинника дружина друзья Прим. пер.
Id="n_5">
Прим. пер.
Id="n_6">
Прим. пер.
Id="n_7">
Прим. пер.
Id="n_8">
Прим. пер.
Id="n_9">
Прим. пер.
Id="n_10">
Прим. пер.
Id="n_11">
ordo » (мн. число ordines ex ordine - по порядку, по очереди. - Прим. пер.
Id="n_12">
12 Бинарный - двучленный. - Прим. пер.
Id="n_13">
Прим. пер.
Id="n_14">
14 Патария (ит. pataria Прим. пер.
Id="n_15">
Hue, Hugues h h hu Hue Прим. пер.
Id="n_16">
Прим. пер.
Id="n_17">
17 Персеваль или Парцифаль Прим. пер.
Id="n_18">
Brétagne древних Прим. пер.
Id="n_19">
courtoisie Прим. пер.
Id="n_20">
>Arnold В.
Barber R.
Barbero A.
Bumke Joachim. Jackson W. T. H. et E. New York, 1982.
Cardini F.
Chênerie M. L.
Cohen G.
Contamine P.
Coss P. R.
Duby G.
Duby G.
Flori J.
Flori J.
Flori J.
Flori J.
Gautier L. La Chevalerie. Paris, 1884.
Jackson W. Т. Н.
Keen M. Chivalry. London, 1984.
Parisse M.
Reuter H. G.
Ritter J. P.
Stanesco M.
Winter J. M., van.
>Литература на русском языке
Барбер М.
Барг М. А.
Бессмертный Ю. Л.
Бицилли П. М.
Блок М.
Бойцов М. А.
Бордонов Ж.
Буданова В. П.
Волкова З. Н.
Гуревич A. Я.
Гуревич А. Я.
Дюби Ж.
Егоров Д. Я.
Заборов M. А. Крестовые походы. M., 1956.
Заборов М. А.
Иванов К.
Кардини Ф.
Карташов А. В. Вселенские соборы. М., 1998.
Колесницкий Н. Ф.
Конрад Н. К. Запад и Восток. М., 1966.
Контамин Ф.
Корсунский А. Р., Гюнтер Р.
Ле Гофф Ж.
Ле Гофф Ж.
Левандовский А. П.
Лоран Т.
Люблинская А. Д.
Мелетинский E. М.
Мелик-Гайказова H. Н.
Михайлов А. Д.
Мулен Л.
Мэттьюз Дж. Традиция Грааля. М.,1997.
Пастуро M.
Поньон Э.
Руа Ж. История рыцарства. М, 1996.
Уоллес-Хедрылл Дж. М.
Флори Ж.
Фюстель de Куланж.
>Иллюстрации
Примечания переводчика
Id="n_1">
1 Деонтология - раздел этики, рассматривающий проблемы долга и должного. - Прим. пер.
Id="n_2">
2 Сословия, прежде всего, не «учреждаются» императорским эдиктом, последний способен, самое большее, легализовать фактически уже существующее сословие, «прописав» его права и обязанности, Но в данном случае не было никакой нужды в подобного рода законодательной деятельности: всадники еще в раннереспубликанский период, то есть за несколько столетий до Августа (63 г. до н. э. - 14 г. н. э.) конституировались как второе, после сенаторского, сословие, с четко определенными правами и обязанностями.
Верно то, что всадническое сословие при Августе круто «пошло в гору», заняв самые высокие и доходные посты в спешно сколачиваемой императорской администрации. - Прим. пер.
Id="n_3">
3 Это утверждение излишне категорично и нуждается в уточнении. Конница в республиканском Риме была и традиционным и тем более почетным родом войск, так как формировалась из патрицианской знати, то есть той ее фракции, которая образовывала сословие «всадников». Позднее «всадники» чем дальше, тем больше отходили от военной службы, делая карьеру на поприще гражданской администрации или уходя с головой в оптовую торговлю, в ростовщичество и откупы по сбору налогов. Их место в армии постепенно занимали турмы (эскадроны), набранные из варваров, но даже в битве при Фарсале (48 г. до н. э.), в этот «последний день Республики», конница Гнея Помпея в большинстве своем состояла из римских аристократов. При таком социальном составе она никак не могла стать (см. следующий абзац) предметом пренебрежения. - Прим. пер.
Id="n_4">
4 Как читатель, наверное, запомнил, эпитет «верный» прилагался если и не исключительно, то в первую очередь к тем, кто в битве окружал плотным кольцом своего вождя. Это - синоним дружинника , то есть, по определению, аристократа. Кстати, на Руси, как и на Западе, дружина есть содружество, скрепляемое узами верности по отношению к князю; это - друзья князя, с которыми ему любо пировать и идти в бой. На Руси дружина делилась на старшую (бояре) и «молодшую» (гридь, «отроки»). Старшие дружинники приходили на службу к князю во главе своих собственных дружин, что требовало немалых затрат на их содержание. Вот теперь мы подходим к понятию «верностей», которые требовалось создавать. «Верный», этот западный эквивалент русского боярина, также приводил на службу франкскому королю свою дружину, но делал это, нужно думать, менее бескорыстно, нежели его русский собрат. Такая «верность» на Западе раньше, чем на Руси, нашла свое выражение в определенном размере земельного надела. Таков смысл этого термина. - Прим. пер.
Id="n_5">
5 Последнее предположение находит себе косвенное подтверждение в воспоминаниях русских участников Кавказской войны XIX века. Мюриды Шамиля (иногда) и кабардинские князья (довольно часто) выезжали на бой в кольчугах, изготовленных дагестанскими умельцами. Такая кольчуга делала своего владельца неуязвимым в схватке на шашках и для пики казака, ее можно было только прострелить, да и то лишь с близкого расстояния. Умещалась же она в ладони. - Прим. пер.
Id="n_6">
6 Приведенный Ж. Флори перечень сражений вряд ли может служить достаточным обоснованием выдвигаемого им тезиса.
В битве на Лехфельде легкая, то есть вовсе не рыцарская, венгерская конница потерпела тяжкое поражение, натолкнувшись не только на сплоченную пехоту, но и на конное рыцарское ополчение, собранное с большей части Священной Римской империи, включая Чехию. К поднимаемому вопросу это поражение отношения, очевидно, не имеет. При Гастингсе и при Креси рыцарская конница была вынуждена атаковать пехоту (при Креси, кстати, пехоту составляли спешенные английские рыцари вперемешку с лучниками), так сказать «снизу вверх», поднимаясь по крутому косогору и утратив тем самым свой основной «козырь», силу таранного удара. При Куртрэ конная атака французских рыцарей захлебнулась, так как велась через луг, на поверку оказавшийся болотом. Своей победой фламандская пехота была обязана не собственной стойкости (до нее всадники не доскакали), а отсутствию у французов конной разведки. При Азинкуре французский кавалерийский авангард, будучи отрезанным от своих основных сил, атаковал развернутую в боевой порядок английскую армию, причем армия эта в численном отношении превосходила всю французскую, а не только ее авангард.
Список побед сплоченной пехоты над рыцарской конницей может быть пополнен еще двумя: битвой при Леньяно (1176) и на льду Чудского озера (1242). Они между собой имели две общие черты. И под Миланом, и на рубеже с Русью немецкие рыцари, истощив свой первый удар, более не возобновляли классической кавалерийской атаки «с разбегу», так как втянулись в изнурительный бой на мечах с пехотой при Леньяно, штурмуя в пешем строю окруженный рвом лагерь миланцев, а у Вороньего камня не имея места, где развернуться и перестроиться для новой атаки. Вторая общая особенность двух битв - кавалерийский удар во фланг расстроивших свои ряды тевтонов. При Леньяно его нанесли, причем именного «с разбега», совершенно необходимого для набирания должной мощи, миланские рыцари, успевшие перестроиться после первоначального поражения. Битва на Чудском озере была также завершена атакой княжеской дружины, сбереженной для решающего часа на лесистом берегу под сенью разлапистых еловых ветвей.
Все это так. Однако приведенные исключения служат подтверждением общего правила: на протяжении всего Средневековья именно рыцарская кавалерия оставалась «царицей» на полях сражений. Разбор каждого из случаев, когда ей в столкновениях с пехотой не удавалось сохранить своего царственного достоинства, показывает вполне ясно: ей поручалось решение неразрешимых боевых задач - таких, как проскакать по болоту «аки по суху» или взлететь, не теряя первоначальной скорости, на вершину крутого холма, подобно птице. - Прим. пер.
Id="n_7">
7 Жонглеры - странствующие комедианты, певцы и музыканты в средневековой Франции (X–XIII веков). Исполняли речитативом или нараспев рыцарские эпические поэмы (жесты) и были потому желанными гостями как в рыцарском замке, так и при дворе князя. Ни один праздник в высшем обществе без них не обходился. - Прим. пер.
Id="n_8">
8 Выше дан прозаический перевод рифмованного текста. - Прим. пер.
Id="n_9">
9 Интердикт - временный запрет (без отлучения от церкви) папы либо епископа совершать на подвергшейся наказанию территории богослужение и религиозные обряды (крещение новорожденных, венчание в церкви при бракосочетании, отпевание усопших и др.). - Прим. пер.
Id="n_10">
10 «Схизма» (букв, «раскол»), окончательно разделившая в 1054 году Вселенскую Церковь на Западную (католическую) и на Восточную (православную), стала следствием как многовековой сепаратистской политики Римской церкви, так и явно провокационных действий папства непосредственно в год раскола. Тем не менее ответственность за «схизму» Запад всегда возлагал на Константинополь и клеветнический ярлык «схизматиков» приклеивал на православных. Для нынешнего западного менталитета весьма характерно то, что даже столь объективный исследователь, как Жан Флори, при первой встрече с одиозным термином не счел нужным поставить его в кавычки. - Прим. пер.
Id="n_11">
11 В классическом латинском языке слово «ordo » (мн. число ordines ) имело следующие основные значения: 1) ряд; 2) военный ряд, строй, шеренга; 3) сословие, звание, общественный строй; 4) порядок; ex ordine - по порядку, по очереди. - Прим. пер.
Id="n_12">
12 Бинарный - двучленный. - Прим. пер.
Id="n_13">
13 Речь идет, конечно, об «Утешении философией» последнего римского философа и политического деятеля Аниция Манлия Боэция (480–524). Боэций, автор трактатов по логике, математике и богословию и придворный советник остготского короля Теодориха в Равенне, был обвинен в изменнических сношениях с византийским императором, приговорен к смерти и до исполнения приговора заключен в тюрьму.
Ожидая каждый день казни, он и написал свой последний труд, название которого достаточно ясно раскрывает его содержание. Значимость «Утешения философией» вышла далеко за пределы личной трагической судьбы ее автора: средневековая интеллектуальная элита Запада видела в книге завещание и привет Древнего Рима новому миру, пришедшему ему на смену. Рукопись, вынесенную тюремщиками с места казни, старательно переписывали, размножали в десятках списков, читали на языке оригинала, где только могла собраться кучка ученых монахов. Потом стали переводить. - Прим. пер.
Id="n_14">
14 Патария (ит. pataria , от названия рынка старьевщиков в Милане) - народное движение в Милане и ряде соседних с ним городов против духовенства и городской знати за церковную (Клюнийскую) реформу во второй половине XI века. Было подавлено, но все же сыграло важную роль и в успехе Клюнийской реформы, и в образовании на севере Италии городов-республик. - Прим. пер.
Id="n_15">
15 Русское прочтение таких французских имен, как Hue, Hugues и подобных им, на английский лад рискует очень удивить читателя, который, конечно, знает, что французское «аш» (h ), в противоположность английскому «эйч» (h ), никоим образом как русское «ха» не выговаривается. Но беда в том, что в русской фонетике и в русском алфавите нет таких звуков и букв, которые были бы в состоянии передать, хотя бы с очень большим «допуском», французское буквосочетание «hu », и в том, что в литературном тексте нет возможности прибегнуть к знакам международной фонетической транскрипции. Английское имя Hue произносится по-русски как «Хью» достаточно верно, а точно такое же по написанию французское - не произносится никак. Автора «Отверженных» и «Собора Парижской Богоматери» в XIX веке «окрестили» по-русски как «Гюго», и это было ужасно: ни один из французов никогда не признал бы под этим русифицированным именем своего знаменитого писателя. Из двух и более зол мной выбрано, как мне представляется, наименьшее. - Прим. пер.
Id="n_16">
16 Рейтары - здесь: немецкие кавалеристы-наемники, принявшие активное участие в Религиозных войнах во Франции XVI века. Отличались, даже от других наемников, необузданной жестокостью и неутолимой алчностью. - Прим. пер.
Id="n_17">
17 Персеваль или Парцифаль - литературный персонаж, русской публике более известный под своим вторым, немецким именем благодаря главным образом опере Вагнера. Вагнер вдохновлялся, как известно, одноименным стихотворным романом (ок. 1198–1210) Вольфрама фон Эшенбаха, который творчески переосмыслил весьма читаемый тогда западным рыцарством роман Кретьена де Труа. - Прим. пер.
Id="n_18">
18 Бретонцы - коренные жители Бретани, которая ныне входит в состав Франции, но которая вместе с тем гораздо старше Франции. Она звалась «Бретанью», еще будучи частью кельтской Галлии, то есть тогда, когда о франках, которые дадут свое имя Франции, еще ничего не было слышно. Совсем не случайно то, что в современном французском языке «Бретань» и «Британия» обозначаются одним словом Brétagne : полуостров Бретань, по всей видимости, стал плацдармом для кельтской колонизации Британских островов, во всяком случае, единый этнический массив на протяжении многих веков (никак не менее половины тысячелетия) простирался из Галлии через Бретань на Британские острова. В этом смысле древних британцев (до высадки англов, саксов и ютов, прибывших с берегов Шлезвига и Ютландии), пожалуй, допустимо обозначить в качестве «бретонцев». Тот же термин в приложении к остаткам кельтского населения в Англии XII века вряд ли приемлем, а нынешних британцев, которые числятся таковыми после унии Англии с Шотландией в начале XVII века, «бретонцами» уж никак не назовешь. - Прим. пер.
Id="n_19">
19 Одним каким-либо словом невозможно передать на русском языке значение термина «куртуазия» или «куртуазность», поэтому мне приходится обратиться, во-первых, к транскрипции и, во-вторых, к разъяснению авторитетного «Нового французско-русского словаря» В. Г. Гака и К. А. Ганшиной: courtoisie - учтивость, любезность, вежливость, галантность. - Прим. пер.
Id="n_20">
20 Ниже приводятся лишь работы, охватывающие проблему рыцарства в целом. Литературу по частным вопросам читатель найдет в примечаниях к этой книге.
>Arnold В. German Knighthood, 1050–1300. Oxford, 1985.
Barber R. The Knight and Chivalry. Woodbridge, 1995.
Barbero A. L"Aristocrazia nella società francese del medioevo. Bologna, 1987.
Bumke Joachim. The Concept of Knighthood in the Middle Ages, trad. Jackson W. T. H. et E. New York, 1982.
Cardini F. Alle radici délia cavalleria medievale. Firenze, 1982.
Chênerie M. L. Le Chevalier errant dans les romans arthuriens en vers des XII e et XIII e siècles. Genève, 1986.
Chickering H. et Seiler Th. H. The study of chivalry. Kalamazoo, Michigan, 1988.
Cohen G. Histoire de la chevalerie en France au Moyen Age. Paris, 1949.
Contamine P. La Noblesse au royaume de France, de Philippe le Bel à Louis XII. Paris, 1997.
Coss P. R. The Knight in Medieval England 1000–1400. Stroud, 1993.
Duby G. Les Trois Ordres ou l"imaginaire du féodalisme. Paris, 1978.
Duby G. Guillaume le Maréchal ou le meilleur chevalier du monde. Paris, 1984.
Flori J. L"Idéologie du glaive. Préhistoire de la chevalerie. Genève, 1983.
Flori J. L"Essor de la chevalerie, XI e -XII e siècle. Genève, 1986.
Flori J. La Chevalerie en France au Moyen Age. Paris, 1995.
Flori J. Croisade et chevalerie. Louvain-La Neuve, 1998.
Gautier L. La Chevalerie. Paris, 1884.
Jackson W. Т. Н. Chivalry in XIIth century Germany. Cambridge, 1994.
Keen M. Chivalry. London, 1984.
Parisse M. Noblesse et chevalerie en Lorraine médiévale. Nancy, 1982.
Reuter H. G. Die Lehre vom Ritterstand. Köln, 1975 (2 e éd.).
Ritter J. P. Ministérialité et chevalerie. Lausanne, 1955.
Stanesco M. Jeux d"errance du chevalier médiéval. Leiden, 1988.
Winter J. M., van. Rittertum, Idéal und Wirklichkeit. Bussum, 1969.
>Литература на русском языке
Барбер М. Процесс тамплиеров. М., 1998.
Барг М. А. Исследования по истории английского феодализма в XI–XIII вв. М., 1962.
Бессмертный Ю. Л. Жизнь и смерть в Средние века. М., 1991.
Бицилли П. М. Элементы средневековой культуры. СПб., 1995.
Блок М. Феодальное общество // Блок М. Апология истории или ремесло историка. М., 1986.
Богословие в культуре Средневековья. Киев, 1992.
Бойцов М. А. Германский император XIV в.: инструменты реализации власти // Власть и политическая культура в средневековой Европе. М., 1992.
Бордонов Ж. Повседневная жизнь тамплиеров в XIII веке. М., 2004.
Брюнель-Лобришон Ж., Дюамель-Амадо К. Повседневная жизнь во времена трубадуров XII–XIII веков. М., 2003.
Буданова В. П. Варварский мир эпохи Великого переселения народов. М., 2000.
Взаимосвязь социальных отношений и идеологии в средневековой Европе. М., 1983.
Власть и политическая культура в средневековой Европе. М., 1992. Ч. 1.
Волкова З. Н. Эпос Франции. История и язык французских эпических сказаний. М., 1984.
Гуревич A. Я. Культура и общество средневековой Европы глазами современников. М., 1989.
Гуревич А. Я. Средневековый мир: культура безмолвствующего большинства. М., 1990.
Дюби Ж. Европа в Средние века. Смоленск, 1994.
Егоров Д. Я. Крестовые походы. М., 1914–1915. Т. 1–2.
Заборов M. А. Крестовые походы. M., 1956.
Заборов М. А. Крестоносцы на Востоке. М., 1980.
Иванов К. Многоликое Средневековье. М., 1996.
История Европы. М., 1992. Т. 2.
Кардини Ф. Истоки средневекового рыцарства. М., 1987.
Карташов А. В. Вселенские соборы. М., 1998.
Колесницкий Н. Ф. Феодальное государство V–XV вв. М., 1967.
Конрад Н. К. Запад и Восток. М., 1966.
Контамин Ф. Война в Средние века. СПб., 2001.
Корсунский А. Р., Гюнтер Р. Упадок и гибель Западной Римской империи и возникновение германских королевств (до середины VI в.). М., 1984.
Ле Гофф Ж. Средневековый мир воображаемого. М., 2001.
Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992.
Левандовский А. П. Карл Великий: через империю к Европе. М., 1995.
Лоран Т. Наследие Каролингов IX–X вв. М., 1993.
Люблинская А. Д. Структура сословного представительства в средневековой Франции // Вопросы истории. 1972. № 1.
Мелетинский E. М. Средневековый роман. Происхождение и классические формы. М., 1983.
Мелик-Гайказова H. Н. Французские хронисты XIV века как историки своего времени. М., 1970.
Михайлов А. Д. Французский рыцарский роман. М., 1970.
Мулен Л. Повседневная жизнь средневековых монахов Западной Европы. X–XV века. М., 2002.
Мэттьюз Дж. Традиция Грааля. М.,1997.
Общности и человек в средневековом мире. М.; Саратов, 1992.
Опыт тысячелетия. Средние века и эпоха Возрождения: Быт, нравы, идеалы. M., 1996.
Павленко В. Г., Николаев Р. В. Европейское рыцарство. Кемерово, 1998.
Пастуро M. Повседневная жизнь Франции и Англии во времена рыцарей Круглого стола. М., 2001.
Поньон Э. Повседневная жизнь Европы в тысячном году. М., 1999.
Руа Ж. История рыцарства. М, 1996.
Уоллес-Хедрылл Дж. М. Варварский Запад. Раннее Средневековье 400–1000. СПб, 2002.
Флори Ж. Идеология меча. Предыстория рыцарства. СПб, 1999.
Фюстель de Куланж. История общественного строя древней Франции. М, 1901–1916. Т. 1–6.
Элита и этнос Средневековья. М, 1995.
>Иллюстрации
Примечания переводчика
Id="n_1">
1 Деонтология - раздел этики, рассматривающий проблемы долга и должного. - Прим. пер.
